— Конечно, человек тот же самый. — Билл раздраженно дернул плечами. — Это отец в шестьдесят лет, не правда ли? Кто же еще?
— Тогда зачем ты мне это показываешь?
Молчание.
— Глаза, — осторожно сказал Билл после паузы. — Они… немного другие. Да и наклон лба тоже. И угол скул не… ну да, не совсем такой. Однако нельзя сказать, что это не Руфус Уэстерфилд.
— Мне бы хотелось их сравнить, — задумчиво сказал Морган. — Может, зайдем?
Когда они поднялись на верхнюю площадку, сиделка как раз закрывала за собой дверь.
— Он спит, — одними губами произнесла она, и ее очки блеснули в их сторону.
Билл кивнул, обошел ее и тихо открыл дверь.
За дверью была большая и пустая комната, и в почти монастырской ее простоте кровать с затейливой резьбой казалась неуместной. Тусклый ночник на столе у двери бросал, словно угасавший в камине огонь, длинные ломаные тени вверх — на стены и потолок. Человек в постели лежал тихо, закрыв глаза, и его тонкое, изборожденное морщинами лицо с узким носом резко выделялись в темноте.
Они тихо пересекли комнату и встали, глядя на него. Тени смягчили лицо на подушке, сообщая ему иллюзию возвращающейся молодости. Морган поднял фотографию, чтобы на нее попало хоть немного скудного света, и принялся изучать ее, поджав губы под черными усами. Конечно, это тот же самый человек. Тут не ошибешься. И внешне два лица одинаковы. Но если вглядеться пристальнее…
Морган чуть подогнул колени и замер, чтобы увидеть угол лба и щеки в таком же ракурсе, как и на фотографии. Так, согнувшись, он простоял целую минуту, переводя взгляд с лица на фотографию. Билл с тревогой наблюдал за ним.
Потом Морган выпрямился, и в это время поднялись и веки старика. Руфус Уэстерфилд лежал, глядя на мужчин, и не двигался. В его глазах отражался свет ночника, делая их очень черными и очень яркими. На старом лице только взгляд был живой и насмешливый — молодой, мудрый, веселый.
Сначала никто из них ничего не говорил, потом глаза старика весело прищурились, и Руфус рассмеялся — высоким тонким смехом, который оказался старше его лет. В смехе слышалась старческая немощь, а шестидесятилетнему мужчине еще не полагается быть дряхлым. Но после первого надтреснутого хихиканья звук сделался ниже и перестал быть старым. Голос Руфуса ломался, возвращаясь из старческого, как голос подростка ломается, чтобы стать голосом взрослого мужчины. Такая ломка голоса — дело обычное, и, наверное, ломка голоса у Руфуса — тоже; в его жизни создавались новые нормы, ведь происходящее с ним было уникально.
— Вам, ребята, что-то нужно? — спросил Руфус.
— Нормально себя чувствуешь? — спросил Морган.
— Чувствую себя на десять лет моложе, — усмехнулся Руфус. — Что случилось, сынок? Ты, похоже…
— Да нет, ничего. — Билл убрал с лица хмурое выражение. — Я почти забыл про твои фотографии. Мы с Питом тут говорили…
— Ну, давайте быстрее. Я хочу спать. Я сейчас быстро расту, вы же понимаете. Мне надо много спать. — И он опять рассмеялся, уже без всякой хрипотцы в голосе.
Билл поспешно вышел.
— Верно, ты растешь, — сказал Морган. — И на это требуется энергия. Хорошо сегодня себя чувствовал?
— Отлично. Ты хочешь, чтобы я еще что-нибудь забыл?
— Не совсем. — Морган усмехнулся. — Хотя… я хочу, чтобы ты… немного подумал. Когда Билл закончит.
Руфус кивнул:
— А что это у тебя под мышкой? Знакомая рамка. Я знаю того, кто там изображен?
Морган автоматически опустил взгляд на рамку, которую держал в руке — лицевой стороной к себе. Билл, который в этот момент вошел вместе с сиделкой в комнату, увидел блестящий заинтересованный взгляд старика и то, как Морган прячет глаза.
— Нет, — ответил Морган. — Ты его не знаешь.
Рука Билла дрогнула. Шприц для подкожных инъекций, который он держал в руке, дернулся так, что с кончика иглы соскочила капля и потекла вниз.
— Спокойно, — сказал Руфус. — Что это ты нервничаешь, сынок?
Билл постарался не встречаться взглядом с Морганом.
— Все в порядке. Давай руку, папа.
Когда сиделка ушла, Морган вытащил из кармана огарок свечи и установил его на ночном столике у кровати Руфуса.
— Выключи ночник, ладно? — попросил он Билла, поднося к фитилю спичку.
В темноте медленно распустился желтый огонек.
— Гипноз, — сказал Руфус, прищурившись на огонь.
— Нет, еще нет. Я хочу поговорить. Смотри на пламя, вот и все.
— Это и есть гипноз, — упрямо произнес Руфус.
— Ты должен стать более восприимчив к внушению. Освободись от мыслей, чтобы ты смог… увидеть время.
— Ну-ну.
— Хорошо, не увидеть. Ощутить, почувствовать. Осознать как нечто вещественное.
— Каковым оно не является, — вставил Руфус.
— Безумному шляпнику это удалось.
— Да. И посмотри, что с ним стало.
— Помню. — Морган усмехнулся. — Для него всегда было время чаепития. Тебе не стоит об этом волноваться. Ты же знаешь, мы раньше это уже проделывали.
— Я так и знал, что ты это скажешь. А я вроде как не помню.
Голос Руфуса незаметно стал тише. Его взгляд был устремлен на пламя, и в зрачках дрожало его миниатюрное отражение.