— Нет. Ты никогда не помнишь. И об этом ты тоже все забудешь. Я говорю с тем уровнем твоего сознания, что лежит под поверхностью. Там идет работа, незаметная, скрытная, как и та, что проделывают уколы с твоим телом. Руфус, ты слушаешь?
— Продолжай, — сонно отозвался старик.
— Мы должны разрушить идолов времени в твоем сознании — это они стоят между тобой и твоей молодостью. Ментальная энергия обладает огромной силой. Сама ткань вселенной — энергия. Тебя приучили думать, будто ты стареешь из-за времени, а это ложная философия. Надо научиться сбрасывать ее со счетов. Твоя уверенность так же действует на твое тело, как и надпочечники, когда ты испытываешь страх или гнев. Условные рефлексы возможно настроить так, что надпочечники станут отвечать на другие раздражители. И тебя можно настроить так, что ты повернешь время вспять. Тело и сознание реагируют вместе и воздействуют одно на другое. Обмен веществ отражается на деятельности мозга, а деятельность мозга регулирует обмен веществ. Это две стороны одной монеты.
Морган стал говорить медленнее. Он смотрел, как в полузакрытых глазах старика мигает отражение пламени свечи. Глаза закрывались.
— Одной монеты… — очень медленно повторил за ним Руфус.
— Жизненные процессы в теле, — монотонно произнес Морган, — подобны реке, которая течет у истоков очень быстро. Но потом становится медленнее. И процессы с возрастом протекают все медленнее и медленнее. Есть и еще одна река — осознание времени, и этот поток идет с противоположной скоростью. В молодости он такой медленный, что ты даже и не догадываешься о том, что он движется. В старости это Ниагарский водопад. Этот поток, Руфус, и понесет тебя назад. Он и сейчас бежит в тебе — быстрый и глубокий. Но его надо осознать. Как только ты его прочувствуешь, ничто не сможет тебя остановить. Ты должен научиться познавать время.
Монотонный голос не умолкал…
Через пятнадцать минут, уже внизу, Морган поставил на каминную полку фотографию шестидесятилетнего Руфуса и, мрачно нахмурившись, посмотрел на нее.
— Хорошо, — сказал он. — Возьмемся.
— Что тут скажешь? — Билл заерзал. — Мы заняты настолько новым делом, что у него еще нет прецедентов. Пит, отец меняется — он меняется так, как мы и не предполагали. Это меня беспокоит. Я уже жалею, что мы используем его в качестве морской свинки.
— У нас не было выбора, и ты это знаешь. Если бы мы потратили десять лет на испытания и эксперименты…
— Знаю. Когда мы начинали, он не должен был протянуть и полугода. Он знал, что это рискованно. И сам хотел рискнуть. Я все это знаю. Но мне жаль…
— Ну, Билл, будь разумен. Как же еще мы можем проводить эксперименты, если не на живых существах, вдобавок имеющих высокий коэффициент умственного развития? Ты же знаешь, я пытался проделать то же самое с шимпанзе. Но сначала надо было помочь им эволюционировать до человека. В конце концов, если подумать, то этот фокус возможен только при наличии разума. Нам повезло, что твой отец занемог только физически. — Он помолчал, глядя на фотографию. — Хотя если…
Билл рассеянно развел руками:
— Я подумал обо всех возможных ошибках, кроме этой. — Он невесело рассмеялся. — Это безумие. Не могу поверить, что это действительно происходит.
— Да, вся эта затея — страшный бред. Я и сам не могу поверить, что у нас что-то получается. Если Руфус действительно вернется в возраст шестидесяти лет, тогда может случиться все, что угодно. Меня не удивит, если завтра солнце встанет в Калифорнии. — Морган порылся в кармане и вытащил сигарету. — Хорошо, — продолжал он, разыскивая спички, — значит, он выглядит не так, как десять лет назад. А ведет он себя так же, как вел тогда?
— Не знаю. — Билл пожал плечами. — Тогда я ничего не записывал. Как я мог узнать, чем мы с тобой будем заниматься?
Он помолчал и добавил:
— Нет, не думаю.
— А что не так? — Морган прищурился, глядя на него сквозь дым.
— Мелочи. Например, это выражение в его глазах, с которым он проснулся какое-то время назад. Ты заметил? Какая-то сардоническая радость. Он стал менее серьезно ко всему относиться. Он… больше не соответствует собственному лицу. Этот суровый вид… раньше ему подходил. Теперь, когда он вдруг просыпается и смотрит на тебя, он… как будто из маски выглядывает. И маска меняется… Да-да, я чувствую — она меняется. Фотография это доказывает. Но меняется она не так быстро, как его душа.
Морган демонстративно выдохнул дым длинной клубящейся струей.
— Я бы не стал очень волноваться. — Он старался успокоить Билла. — Знаешь, он ведь никогда не станет снова таким же человеком, каким был десять лет назад. Мы же не стираем ему память. Может быть, за то десятилетие, которое он только что отмотал назад, он изменился больше, чем ты думаешь. И в сорок, и в тридцать лет он все равно останется человеком, который прожил семьдесят с лишним лет. Это будет уже не та душа и не тот человек, который жил в восьмидесятые годы. Парень, ты просто перенервничал!
— Нет. У него лицо изменилось! У него другой наклон лба! Нос начал загибаться. Скулы стали выше, чем когда-либо были. Я ведь это не придумал, а?