«Время, назад!» и другие невероятные рассказы

— Ты представляешь, насколько все это невероятно? Руфус не помнит своего прошлого. С ним никогда ничего подобного не было. Если забыть все прочие отклонения, такое невозможно. Он вырос в доме методистского священника. Он верил, что театры — рассадники греха. Он всегда рассказывал мне, что даже после женитьбы еще долго не ходил по театрам. Он не мог знать девушку, которая была… вся в блестках. У него не было никаких романов — мама была его первой и последней любовью. Он сам мне часто это говорил. И говорил правду. Я в этом уверен.

— Может быть, он вел двойную жизнь, — неуверенно предположил Морган. — Ты же знаешь поговорку о сыновьях священников.

— Кто угодно, но только не Руфус. Это не в его характере.

— Ты точно знаешь?

Билл посмотрел на него:

— Я всегда считал, что Руфус…

— Ты знаешь? Или это свидетельство с чужих слов? Тебя ведь там не было, а?

— Конечно, — с тяжеловесной иронией ответил Билл. — Пока я не родился, меня там не было. Точно так же возможно, что в то время Руфус был черным магом, Джеком-потрошителем или Питером Пэном. Если хочешь съехать с катушек, можно построить прекрасную теорию о том, что мира не существовало, пока я не родился, и можно свято в это верить, потому что никто все равно не сможет доказать тебе обратного. Но мы не берем в расчет слепую веру. Мы работаем с логикой.

— С какой логикой? — заинтересовался Морган.

Он был мрачен и встревожен.

— Моей. Нашей. Человеческой. Или ты хочешь сказать, что Руфус… — Билл оборвал фразу.

Но Морган ее подхватил:

— Хотелось бы. Предположим, Руфус в молодости действительно был другим.

— Двуличным? — ехидно спросил Билл. И после паузы уже более серьезным тоном добавил: — Нет, ты не ту хрюшку схватил за хвост. Я понял, о чем ты. Должно быть, тут какая-то биологическая разница, какая-то мутация, которая проявилась, когда он начал стареть. Но твоя теория нереальна. Руфус большую часть жизни прожил в этом городе. Люди бы помнили, если бы… если бы он вел двойную жизнь.

— А, ну да. Тогда, значит… все это было не так явно. Что-то такое. О чем и сам Руфус не знал. Успешные небольшие мутации незаметны именно потому, что они успешны. Я хочу сказать… другая, более эффективная скорость обмена веществ или лучшее зрение… Парень, у которого зрение немного лучше, чем у окружающих, может и не замечать этого, потому что считает само собой разумеющимся, что у других точно такие же глаза. К тому же ему, конечно, и к врачу ходить не надо, потому что зрение у него действительно хорошее.

— Но Руфус был у оптометриста, — возразил Билл. — И у всех других врачей тоже. Мы устроили ему полное обследование. У него все было нормально.

Морган покусал нижнюю губу, и на вкус она ему явно не понравилась.

— Когда проходил обследование — да. А тогда, в девяностые годы? Я просто хочу сказать, что непонятно, как он вдруг начал слегка отклоняться от норм… Может быть, они будут уравновешены к тому моменту, когда он станет еще моложе. Но у него были все возможности, которые, словно болезнетворные микробы, сидят за стенкой здоровой ткани и ждут, пока сопротивляемость организма снизится, чтобы ворваться в него. Может, такое случается чаще, чем мы думаем. Может, такое случается почти со всеми. Мы знаем, что на каждого рожденного ребенка приходится немало зачатий, в результате которых зародыш погибает, не пройдя весь цикл развития. Они удаляются слишком рано, чтобы их можно было распознать. Может быть, и для нормальных детей время от времени нужна коррекция, чтобы подросток точно уложился в наши стандарты. А когда происходит нечто революционное, как то, что мы совершаем с Руфусом, слабые места в структуре — как раз те, где проводились корректировки, — снова рвутся. Или можно сказать, что подавленная инфекция снова поднимает голову. Я перепутал все метафоры. Аналогия не может быть совершенной. Это для тебя имеет какой-нибудь смысл?

— Увы, да, — тревожно ответил Билл. — И мне это не нравится.

— На этом этапе нам остается только гадать. Гадать и ждать. Мы ничего не можем сказать, не контролируя процесс, а контроля у нас нет никакого. Есть только Руфус. И…

— И Руфус меняется, — закончил за него Билл. — Превращается в кого-то другого.

— Ты говоришь как глупец, — резко сказал Морган. — Он превращается в Руфуса, вот и все. Руфуса, которого мы никогда не знали, но все же это подлинный Руфус. Я бы предположил, что большинство коррекций было проведено в подростковом возрасте, а он так далеко еще не вернулся. Я только предполагаю, что рассказы, которые ты слышал о его молодости, могут быть… ну, не совсем правдивы. Сейчас он в недоумении. Нам придется ждать, пока изменения не закончатся и его разум прояснится настолько, что сам поймет, что происходило на самом деле.

— Он меняется, — упрямо сказал Билл, словно не слушая. — Он возвращается в прошлое, и мы не знаем, где кончатся изменения.

— Они уже закончились. Сейчас он проходит последний курс уколов. Ты же не думаешь, что он не остановится на возрасте в тридцать пять лет, после того как мы прекратим лечение, а?

Билл положил тетрадь и задумчиво на нее посмотрел: