— Я же нормальный человек, и даже не будильник, который может позволить себе включаться вовремя. Будильник не отвечает за меня. А я не отвечаю за пробки, которые присутствуют в городе. Значит, получается, что никто не виноват. Так что математичка может успокоиться, дело не в ней и даже не в ее предмете, как ей кажется, а в том что никто в здравом уме и твердой памяти на журфаке не встанет на предмет, который не принесет никакой пользы журналистскому сообществу и мировому сообществу в целом.
— А преподавательнице по физкультуре ты тоже самое рассказываешь?
Мика рассеянно крутанула в пальцах ручку.
— Нет, с ней я еще не встречалась.
Я усмехнулась, не отрываясь от словаря.
— Мика, ты неисправима!
— Вот-вот, ты все время это говоришь! Можно придумать и что-то пооригинальнее.
— Можно, — согласилась я. — Но как-то не хочется.
Мика помялась еще немного, пометалась, покрутила ручку, затем все-таки не выдержала.
— Варька, прекрати! Сколько можно уже! Оторвись от английского! Я что-то до этого не замечала у тебя такой прилежности.
Я с наслаждением откинулась на спинку стула.
— Ну, наконец-то ты сдалась. А выкрикивала, что можешь разговорить любого самого неисправимого ботаника. Если у тебя так плохо со мной получается, что будет с настоящим ботаником! Он даже рта не раскроет. Не поймет, что это с ним заговорили.
— Считай, что я тебя пожалела. Нет, в самом деле, что ты так возишься с этим домашним чтением?
— В самом деле, ты же знаешь, как меня англичанка любит, — парировала я.
— Варя, ты неисправима, — прогнусавила Мика.
Я засмеялась.
— Исправима.
— На самом-то деле тоже нет, просто мы не можем быть вдвоем неисправимыми. Но ты по сути такая и есть. Неисправимый мечтатель.
— Ну спасибо, — протянула я, сгребая в стопку все тетрадки и вешая сумку на плечо. — И вообще, пошли уже отсюда, меня скоро тошнить будет от факультета….
С Микой я познакомилась случайно, как, впрочем, и со всеми здесь. Она не врывалась в мою жизнь, не влетала, не зашла с торца, как написал бы какой-нибудь изворотистый писатель, она будто всегда в ней и была.
В один из первых сентябрьских дней мы сидели с Никитой в столовой и спорили по поводу какой-то ерунды, когда хрупкая светловолосая девушка, в длинном цветастом платье и с лентой хиппи в волосах подошла к нашему столику и спросила:
— Ребят, вам арбитр не нужен? А то я могу. — Она с такой серьезностью спросила это, что мы расхохотались.
Она училась в телевизионной группе, и к нам имела мало отношения. У нас еще присутствовал некий налет высокомерия к студентам из других групп, впрочем, достаточно ложный.
Так вот, она просто вытащила стул, села и представилась:
— Мика. А тебя я знаю, ты Никита, да? Мы ходили вместе на курсы.
— Да, да, — Кит, рассеянно моргнул. — Помню, точно, Мика.
— Ты что? — я пихнула приятеля в бок. — Дар речи потерял?
— Наверно от моей неземной красоты, ну конечно, — согласилась Мика. У светловолосой хрупкой барышни имелся низкий хрипловатый голос, весьма заманчивый. Мне вообще нравилось слушать голоса людей. А в студии Смирнитского низкий голос всегда считался плюсом, и сам «главный» нередко по этому принципу отбирал актеров на роли. В общем, приучил меня не только смотреть и слушать, но и слышать.
— Прости за вопрос, наверно тебе его часто задают… — витиевато начал Никита.
— Папа у меня сумасшедший. Повернут на американцах и их истории, — тут же отозвалась девушка.
— В смысле? — мы не поняли.
— Ну ты же про имя хотел спросить? Мое полное имя — Миакода, — терпеливо разъяснила Мика. — имя вышло из каких-то коренных американских племен — сейчас уже не помню из каких, ну и чтобы не произносить эту страхолюдину каждый раз при знакомстве, я называюсь Микой.
— Но потом-то все равно приходится разъяснять, когда спрашивают про имя, — резонно заметила я.
— А чаще всего люди думают, что это вроде прозвища, и не выспрашивают. А глядя на меня — на все эти феньки, ленты, платья — они имени не удивляются.
— Да, ты очень… гармонична.
— Хм, ну да. Верно подобрала.
— Погоди, — остановил нас Кит. — А нам-то ты почему тогда сходу рассказала про имя?
— Ну считайте, что вы мне понравились, — запросто ответила Мика.
— А… а… ну теперь-то все ясно, — заткнулся Никита, отпивая из стакана. Мика ему тоже понравилась.
— Да, я, кстати, Варвара.
— Да, очень приятно, тебя я тоже уже видела. У тебя улыбка красивая. А еще ты постоянно всех фотографируешь.
— Да, — смешалась я.
Кажется, придется привыкнуть, и как можно скорее. К этой ее забавной манере вести разговор.
Теперь пришла очередь Никиты смеяться.
— Она не просто Варвара, а Варвара Трубецкая.
— Да ладно? — удивилась Мика. — Тогда мне тем более очень приятно сидеть здесь.
Я вдруг почувствовала себя так, как будто сто лет знаю эту Мику. Это странно, я редко чувствую расположение к девчонкам. Последний раз дружила с ними наверно в глубоком детстве. В школе и на танцах у меня был Андрей, а мы с ним никого не допускали больше в свой круг, все одноклассницы, даже самые близкие, играли роль приятельниц. Затем Марк. Максим. Исключение составляла лишь Тоня, но и та была слишком далеко.