— Что? — я повернулась к нему на вертящемся стуле.
— Я уволился.
— Ты что сделал?..
— Точнее, это меня уволили.
— За что?
— За… за очное отделение факультета журналистики. Сказали, что их это не устраивает.
— Но ты же работал там как-то год!
— Как-то! — усмехнулся Никита, бессильно падая в кресло. — Я им сказал тоже самое. Но они сказали, что занимаются серьезными делами, а я хочу и там успеть и тут. Так не бывает. Что-то будет страдать. Им проблемы не нужны со мной. И потом, в июне надо будет лететь в Германию на чемпионат, а у меня сессия. В общем, они мне давно предлагали перевестись на заочку, но у нас заочные места только на договорной основе. Получать зарплату и раздавать ее пополам — за квартиру и за учебу, которой-то особо и не будет — я не согласен. В общем, я объяснял им это, объяснял, но нет… Но знаешь, у меня шеф-редактор шикарный мужик, он написал мне отличные рекомендации, сказал: «Это тебе прощальный подарок, чтобы не загубить молодой талант». И в общем, до лета я перекантуюсь, а летом попытаюсь еще что-то найти. Не пропадать же…
— Но ты по-прежнему будешь на очном отделении. — Заметила я, положив подбородок на колени. — и каждый раз, когда тебя будут спрашивать, почему ты ушел с шикарного места работы, ты будешь говорить о своем дневном. Не думаю, что кому-то из работодателей это действительно понравится.
— Придумаю, что-нибудь, Варька. Быть может, появятся бюджетные места на заочном отделении. В любом случае, у меня теперь будет какой-то опыт. Это в первый раз мне чудом повезло.
— Да.
— Все получится. Все к лучшему, я вот верю.
— К тому же, тебе действительно надо отдохнуть. Я вот вообще до сих пор удивляюсь, как тебе удалось сдать две сессии и не умереть. При том, что дома и на факультете ты не бывал, и практически спал на работе…
— Я уже и забыл, что такое мир свободных людей. Пойдем, выпьем чаю, и ты расскажешь мне, что происходит в реальном мире.
— О, это будет долгая история. Хотя, ты знаешь… — я на секунду приостановилась, — Атлантиду так и не нашли.
— Вот черт! — хлопнул ладонью об ладонь Никита. — Некоторые вещи остаются неизменными.
— Вот уж правда, — сказала я, а сама подумала, что это явно не наш случай.
Я долго думала, прежде чем набрать номер.
Телефон лежал на столе и раздражал мое внимание. А время будто специально остановилось и отбивало такт часами, висящими на стене. У меня дома в кухне тоже висели часы. Часы с котенком, который хвостом и глазками отбивал стройный ритм. Иногда я задумывалась о чем-то и ловила себя на мысли, что не могу отвести от котенка глаз.
Сейчас моими часами с котенком был телефон. Он гипнотизировал, приманивал к себе. Я кусала ноготь и боялась набрать номер.
В конце концов, внизу на улице запиликала какая-то сигнализация, я подскочила на стуле, схватила трубку и быстро набрала номер. В ответ мне полились долгие заунывные гудки. И так было уже в третий раз. Марк не брал трубку, я сходила с ума от беспокойства.
Я не знала его друзей, я не была у Марка в общаге и даже примерно не представляла, кому могу позвонить, чтобы спросить, что там сейчас у него происходит. Нет, вполне возможно, что он на репетиции в учебном театре, но я же не знала этого наверняка. Мне нужно было просто услышать его голос, понять, что все нормально, можно жить дальше, почти так же, как раньше.
Еще неделю назад он расписывал мне их с Микой приключения, и я не переставая улыбалась, потому что такого восторженного, радостного, влюбленного голоса я не слышала у Марка никогда. Но это было тогда. Целых семь дней назад. Целая жизнь прошла с тех пор.
Я дозвонилась через три часа с пятой попытки.
— Алло. — Голос тихий, почти неслышный, почти неузнаваемый.
— Марк.
— Да, — не меняя интонации, ответил он.
— Как… дела? — я глубоко вздохнула и сфокусировалась на каком-то предмете. Электрический чайник. Отлично. Я старалась убрать эти болезненные нотки из голоса. Все нормально, не усугубляй ситуацию! Если не можешь сдержаться, представь, что твой голос звучит по радио.
— А почему ты спрашиваешь? — бесцветно спросил Грозовский.
— Просто хочу узнать, как у тебя дела. Мы давно не разговаривали, балда! Я соскучилась! — сердито откликнулась я.
— Так ты все уже знаешь? — напрямую поинтересовался он.
— О чем?
— Отлично, Трубецкая, пять баллов! А теперь давай представим, что мы не в студии Смирнитского. Ты все знаешь, да?
— Да. Ну и… что? Это что-то меняет?
— Да нет.
— Где ты?
— Это так важно?
— Мне интересно.
— Интересно? Ну что ж. Я сижу в комнате со сползающими обоями и загнивающими цветами.
— Прекрасно. И что там еще?
— Окна тяжело открываются, поэтому в комнате постоянно стоит сигаретный дым. Такое чувство, что находишься в тумане.
— Отлично. Ты можешь почувствовать, каково было ежику, — с какой-то даже энергией отозвалась я. Он начал составлять такие длинные предложения, а значит, еще не все потеряно.
— О да. Тебе это нравится? Здесь еще постоянно толкутся какие-то неизвестные люди, некоторые из них довольно устрашающе выглядят. А хозяина квартиры я не видел уже дня три.
— Ты там уже три дня?