Время невысказанных слов

— Да, — я кивнула, улыбаясь против воли.

Она жила недалеко от проспекта Революции, в одном из тех домов, глядя на которые я все время гадала, что за люди там живут. Оказалось вот какие.

Непривычная чистота и даже какое-то изящество подъезда, лампочки все вкручены, стены выкрашены в приятный кремовый цвет, лестницы блестят, на подоконниках — живые цветы в горшках.

У Владилены была трехкомнатная квартира, в которой она жила одна.

— Зачем же вам такие огромные хоромы, Владилена Аркадьевна?

— Люблю этот домишко. Квартира мне вообще от муженька моего второго досталась! Тот с барского плеча скинул, так сказать, — усмехнулась Владилена.

— А он у вас кто?

— Муж-то второй? Да что-то вроде нового русского! В 90-е разжился хорошо, да вот только мы в это время разошлись уже. Он сейчас в Москве живет, у него и бизнес свой там имеется. — Рассказывала хозяйка, включая свет во всей квартире.

— А вы с ним после развода так и не виделись?

— Как же не виделись! С его-то помощью я и мечту свою воплотила — кафе открыла. Надо с людьми по-дружески расходиться, без скандалов. Мало ли что из них выйти может! — подмигнула Владилена. — Мой-то, пока мы вместе жили, таким пентюхом был, думала ничего из него не выйдет. Да вот, в конце концов, у него что-то да начало получаться, а только вот жить с ним все равно невозможно было!

Она провела меня по комнатам, рассказывая по ходу про свою дочь, которая живет с мужем в Израиле, про внучку Сашу (Сандру), про то, как всю жизнь работала в школе учителем русского языка и литературы и мечтала кафе свое открыть.

— Только вот где бы я с моими учительскими харчами и без мужа взяла бы денег на это дело? Вот и привлекла своего второго-то! Олег и так меня не забывает, всегда в Воронеже у меня останавливается, вот я и раскрутила его на спонсорство.

— И какой-то процент ему отходит?

— Конечно, я же не жадина! — пожала плечами Владилена. — Ему 10, а мне 90 %

Я засмеялась.

— Он у меня, гаденыш, всю жизнь в неоплатном долгу должен быть, за то, что я его кормила и поила, когда его с работы выперли, и я вкалывала на работе за двоих. Ему же и прикопленные за много лет деньги отдала, чтобы он свой бизнес начал. Не верила уже ни во что, а вот дала денег. Так что он спасибо до сих пор говорит.

Я смеялась.

— Какая у вас жизнь интересная, — заметила я, сидя над чашкой чая.

— Так жизнь — она вообще интересная, не только моя! — усмехнулась Владилена. — Так, все, почаевничали — и спать. Завтра с утра на работу! Вот, располагайся в комнате, я тебе уже постелила там.

— Спасибо, Владилена Аркадьевна.

— Спасибо… Мы не за «спасибо» работаем, а за твою будущую известность в журналистике! Может, и о кафе моем напишешь.

— Какая вот вы корыстная! — не удержалась я с улыбкой.

— Не корыстная, а прагматичная, Варенька!

— Ну надо же, люди всему названию придумали!

— Как учитель русского и литературы со стажем, смею тебя заверить, что да. Так и есть!

Владилена ушла. Я послушала, как она передвигает что-то на кухне, и, встав с кровати, подошла к окну.

За окном была глубокая ночь. Спать не хотелось и, как будто меня держали долго на кофеине, болели глаза той особенной, сухой болью, которая не утихала, даже когда глаза закрывались.

Я стояла у окна, прислонившись лбом к прохладному стеклу, и думала. Мысли были тягучие, вялые; они текли неосознанным потоком, пока я не выцепила из него мысль о Максиме.

Мы не разговаривали в последнее время. Отыгрывали свои роли на сцене — безупречно, судя по скупым, но довольным комментариям Яши, и в этом тоже была своя странность. В качестве. Я, наконец, научилась отделять зерна от плевел, не смешивая свое личное настроение с переживаниями моей героини. Наконец научилась, даже после долгих лет танцев. Максим же всегда великолепно скрывал свои истинные эмоции, не сомневаюсь, что ему даже не пришлось прикладывать усилий. Хотя какими они были, эти эмоции? Это были мысли, которые до этой минуты мало касались моей головы, словно ограждая ее от каких-то еще больших болезненных переживаний.

Сейчас он представился мне стоящим в мигающей темноте клубного танцпола; рядом Анжела. Смеется, поминутно с кем-то здоровается и тянет его за руку, восторгаясь, какие они молодцы, что пришли на эту студенческую вечеринку. Притащила его, конечно же, она, и это видно по его насмешливому взгляду, который он искоса бросает на нее и по этому подчеркнуто-надменному виду, которым он одаривает знакомых.

Она все замечает, разумеется. И взгляды, и его вид, и холодность, которой он так привычно ограждается и от нее и от всех вокруг. Она не исключение, ну разумеется.

И тогда она бросается к подружке у стойки бара, делая вид, что отпускает его, что ей нет до него никакого дела, а сама пристально наблюдает за ним, когда смеясь, откидывает волосы и слегка поворачивает голову; когда делает вид, что разглядывает какого-то общего с подругой знакомого; когда отпивает из бокала с коктейлем и садится на стул, оглядывая зал, как королева вечера.

И тоска в глазах, конечно же, не при чем, совсем не при чем, ведь у королевы все прекрасно. Все должно быть прекрасно.