Я сидела в первом ряду, смотрела, как Максим доигрывает сцену с Анжелой, и будто видела его в первый раз. Действительно, в первый раз. Я не видела обычного его высокомерия, отстраненности, обособленности, саркастичности и скептицизма. Все это было лишь то, за чем он успешно прятался — умный, обаятельный, талантливый. Настоящего так много, что оно прорывается постоянно в последнее время (или это я стала больше понимать его?) в наших разговорах, в его внезапных поступках — как тогда, на праздновании Нового года, в его игре в театре, в его образах. Если бы в нем не было всего этого, вряд ли он мог бы так играть. Вот оно несоответствие. На сцене он нравился всем, его любили. А в жизни он осторожничал. Значит, что, эта осторожность — тоже игра, маска, как я и думала? Впервые в жизни мне захотелось действительно не просто осудить его за это или навесить нелицеприятный ярлык, а просто узнать.
— На сегодня все, — вещал Смирнитский. — Завтра в это же время, пожалуйста. И не опаздывайте!
Не знаю, зачем я поднялась вновь на сцену. Тем было уютно-полутемно. Все разошлись, не заметив, что я осталась. Мне нужно было так мало. Всего лишь понять.
— Варя.
Ну конечно.
— Я могла бы догадаться.
— Ты и догадалась, иначе не осталась бы и не поднялась бы на сцену, — Максим вышел из кулисы.
— Да… — я помедлила. — Наверное, нам нужно поговорить.
— Думаешь, есть смысл?
— Думаю, да. А если бы я не осталась?
— Осталась бы.
— Я так предсказуема?
— Нет, но когда ты сидела в зале, у тебя было все на лице написано, — улыбнулся он.
— Наш разговор сейчас во время перерыва, — помолчав, начала я.
— Да, — он кивнул.
Я развела руками.
— Так зачем мы здесь? — спросила я.
— Во время Новогоднего праздника ты сказала, что тебе нужна правда.
— А ты сказал, что все это не игра.
— Да, — он кивнул. — И я не вижу другой возможности доказать это, кроме как сказать правду.
— Какую правду? — покрутила я головой.
Он посмотрел мне в глаза тяжелым взглядом.
— О том, что мне невыносимо твое присутствие, чем дальше, тем больше ты… убиваешь меня. Не знаю, как еще это назвать, убиваешь, растаптываешь, лишаешь воли. Ты только заходишь в зал, а я уже знаю, что ты здесь. Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Недавно в толпе я услышал запах твоих духов и пошел за ним. Только через несколько минут я осознал, что происходит вокруг. Это была другая девушка, но я до сих пор не знаю, хорошо или нет, что это была не ты.
Я отступила на шаг.
— И ты не мог выбрать другие декорации, чтобы доказать, что это правда? — выпалила я. Понимала, что говорю не то, но чушь лезла помимо воли. Я растерялась. Ничего подобного не ожидала. Даже приблизиться к этому не могла.
— И это твой ответ? — мрачно сказал он.
— Нет, нет! — я вытянула руки, перевела дух. — Нет. Прости меня. Просто я даже подумать не могла, что…
— Ну вот. Теперь можешь.
— Да. Но я… не знаю, что ответить.
— То, что чувствуешь, — сделал шаг навстречу он.
Я усмехнулась невесело.
— Если бы это было так просто! Еще месяц назад я не могла даже по сторонам смотреть, не видела других людей. Чувствовала, как что-то замерзло внутри так, что даже думать о каких-то чувствах невозможно. И сейчас я не знаю, не готова к каким-то новым серьезным отношениям. Было бы глупо тебя в этом обманывать.
Я чувствовала себя странно? Нет. Я чувствовала себя ужасно. Как будто это я сейчас была на месте Максима, а если то, что он говорил, было правдой (на самом деле я была уверена, что это правда), то ему сейчас было, мягко скажем, нелегко. Я бы лично искала изъяны в себе. Я такая плохая, будь на моем месте кто-то другой, и ответ был бы другим.
Но на самом-то деле все было не так. Он был не виноват. И делать его мальчиком для битья, который получит совсем не то, на что он рассчитывал, я не смогла бы. Слишком жестоко.
Максим смотрел на пустые ряды зала. Казалось, все замерло, и он мог бы простоять так еще много часов, судя по его взгляду. Но я знала, что все сейчас в нем напряжено — дернешь струну, она зазвенит.
— Прости меня, — в тишине я спустилась по ступенькам, вышла за дверь, надела пальто, вышла на улицу. Стояли морозы — щеки сразу же обожгло ледяным ветром.
Прости меня! Глупее слов не придумать. Прости меня…
Что толку в этих словах? С какой бы жалостливой миной ты ни произносила их, они ни к чему, потому что не могут принести облегчение ему, да и вообще никому. Только тебе. Потому что этим ты требуешь облегчения своей неспокойной совести, как бы снимаешь всю ответственность за сказанное и за его чувства. Я же не виновата, что ему нужна именно я, я-то тут не при чем!.. Вот что ты делаешь, драгоценная Варвара Трубецкая, опускаешься до какой-то бульварной пошлости, а человек, которому ты сказала эти слова, не поменяет даже выражения своего лица!
Все также будет смотреть на пустые ряды — не получит ответа. Пойдет по улице, но едва ли заметит вот эту январскую стужу, и все также будет искать ответ. А в чем же он виноват? Совсем ни в чем. Так вроде и ты не виновата, несмотря на пошленькие фразочки, а вот легче от этого не становится.