Время невысказанных слов

Я стояла перед подъездом своего дома и не спешила входить. Мне вспомнились слова из монолога Максима, точнее, Дмитрия «Что счастье для меня в ненастный день?»: «Но вот если ты сегодня мне скажешь: «Завтра я пойду своим путем, а ты своим», — тогда я не стану несчастным (потому что наш путь вместе никак нельзя назвать счастливым), я лишь пойму, что моя удача мне изменила. И никогда мне, теперь уже действительно никогда, не прийти к этому счастью. Даже мечтать не о чем».

Черт побери все на свете! Почему я готова проклинать Андрея, лишь бы Максим снова стал высокомерным, насмешливым, циничным, чтобы у него не было таких больных глаз, чтобы он не произносил, чеканя каждое слово: «ты убиваешь меня…»

Но хотя мы так и расстались с Андреем — никак, безысходно, я не могу отвернуться от того, что было, потому что это только мое. Без этого, без него, без всего, что нас связывало, я не была Варварой Трубецкой. Лишь бледным отражением в зеркале с потухшими глазами.

Так что надо не сетовать, а что-то делать. Что-то делать. Только вот что?

***

Мы не виделись с сентября. Время от времени он посылал мне более или менее бессмысленные сообщения, я отвечала так же легко и бессмысленно. Это были странные отношения, они заковывали нас в свои рамки, те самые, за которыми нет права на ошибку. В его отсутствие в Воронеже я передумала массу веселых и не очень дум, пришла к разным выводам — утешительным или, опять же, не очень. Но все оказалось намного, намного проще при личной встрече.

Он выделялся из толпы — высоченный, голубоглазый, в клетчатом шарфе — я слегка вздрогнула, увидев его.

— Борис! — пошевелила пальцами.

— Да ты еще и без перчаток, — покачал он головой.

— Ты здесь по заданию или просто так? — спросила я, когда мы зашагали по улице.

— И по заданию, и просто так. К тебе.

— Похвально, ко мне, — улыбнулась я. — А пошли, напьемся! — предложила я.

— Подростковый алкоголизм? — внимательно посмотрел он на меня.

— Иди ты, алкоголизм, — я ткнула его в плечо, мы засмеялись.

Странно, но чувствовала я себя с ним так же легко, как с Марком.

— А ведь мы видимся всего четвертый раз в жизни, — внезапно сказал Борис, будто думал о том же, что и я.

И тут мне пришло в голову, что возможно и нет этих самых рамок, они только там, в голове! Какая разница, сводный он мне брат, друг, сын отца, который бросил мою маму… Это все неважно. Борис — не отец, да и последний, в конце концов, был прощен, помилован, реабилитирован, или что там можно еще придумать…

— Тебе не кажется, что люди все усложняют?

— О чем ты? — он посмотрел на меня.

— Тебе легко со мной общаться? — ответила я вопросом на вопрос.

— Как будто тысячу лет знакомы, уже говорил! — улыбнулся он.

— Эх, ты! Тысячу — мыслишь стереотипами! Миллион, миллиард!

— Ты забавная, Трубецкая, слышала об этом? — усмехнулся он. — И знаешь, что самое во всем этом замечательное?

— Что?

— Что ты такая и есть на самом деле. В моей профессии люди, чаще всего, не те, кем они являются на самом деле. — вздохнул он.

— А что если я тоже притворяюсь?

— Ты была такой с самого начала. Мы часто подстраиваемся под человека, который с нами рядом, а ты вела себя так еще не зная, не подозревая, кто я есть. А потом, узнав, не изменилась. Это дорогого стоит.

Мы помолчали.

— Так что там про усложнения?

— А то, что меня так долго волновало, что ты мой сводный брат, что у нас общий отец, что этот самый отец бросил твою маму во время отношений с моей, а потом вернулся обратно… Я даже завидовала, что с тобой он был так много лет, а обо мне вспомнил, лишь когда мне стукнуло 14. Но…

— Что-то изменилось? — внимательно глядя на меня, поинтересовался Борис.

— Да, — я кивнула. — Я увидела тебя сегодня и поняла, как это теперь неважно. Ты вполне себе такой не людоед, — он усмехнулся. — И твои глаза, твои волосы — все это не перестает меня удивлять! Мы действительно похожи!

— И выбрали одну профессию.

— И встретились случайно.

— И я не хочу терять с тобой связь, Варвара. Потому что иногда понимаешь, что есть люди действительно несчастные. Кто-то единственный ребенок в семье, а кто-то сирота. Иногда родственники ссорятся по пустякам и не видятся много лет. И все из-за ерунды. А потом начинают жалеть. Знаешь, сколько я таких семей перевидал? А ты… я хочу, чтобы ты знала, что несмотря на то, что отца больше нет, ты не потеряла его, по крайней мере, в моем лице.

— Спасибо, — улыбнулась я в шарф. И беря его под руку, сказала насмешливо: — А знаешь ли, братик, как многие завидуют нашему цвету глаз, а? Только и слышу комплименты по этому поводу?

— Правда? — удивился Борис. — Так и я тоже, не поверишь!

Мы переглянулись и расхохотались.

— Ну что, довела? — этим чудным вопросом меня встретила Анжела как-то в начале февраля.

— Не понимаю, о чем ты, — я прошла мимо, бросила пальто в кресло.

— Думаешь, почему Максик вот уже две недели репетиций пропустил?

Вопрос был с подвохом и остался без ответа, я даже не нашлась сначала с ответом, а мимо меня тем временем проносился Смирнитский. За ним по пятам следовал Марк.