Время океана

— Серьезно, меня уже нихрена здесь не держит. Я просто хотел поговорить с тобой. Объяснить все.

Сжав кулаки, я раздраженно рявкнул:

— Что ты хочешь мне объяснить?! Я думал, ты уже решил ехать лечиться!

— Думаешь, это так легко? Взять и вылечиться, зная, что все снова повторилось из-за меня! Ходить, тусоваться, а потом смотреть вам в глаза и вспоминать это все. Я хочу удавиться от этого чувства.

— Не смей, — прошипел я. — Май, не смей.

Андервуд поморщился. Перевел свои жуткие глаза куда-то в сторону.

— Какого черта ты вообще снова подсел? Какого черта это все случилось?!

С минуту Майло просто молчал. Моргал, кусал разбитые губы, думал о чем-то. Потом заговорил:

— Это случилось, когда все потеряло смысл. Ты талантливый, Марио. И я это видел. Я подкалывал тебя, иногда занижал оценки, но это только подстегивало тебя быть лучше. Мне иногда казалось, что я бесполезен для тебя. А это, знаешь ли, опасно, когда у тебя ремиссия после наркозависимости.

— Почему?

— У тебя должна быть какая-то цель, надежда, чтобы выкарабкаться и держаться дальше. Если ты это теряешь, в голову лезет всякая херь. Думаешь: «Да я всего разок, просто расслабиться. День-два побалдею — и за работу». Но работы потом не было. А заначка с порошком дома была. Вот так это происходит, Марьен.

Слушая это, я почувствовал подкатывающую к горлу тошноту. Я даже не замечал, как Майло тонет.

— Почему ты ничего мне не сказал? Ты вляпался в дерьмо, но молчал и обдалбывался в уголке. Дебил.

Майло попытался пожать плечами, но не смог.

— Я хотел рассказать. Тебе, Киллиану, Саймону. Но я не самый болтливый человек, если ты заметил. Да и я пытался, но у вас было полно своих проблем.

— Это каких? — процедил я сквозь зубы.

— Да хрен знает. О чем вы там все парились? Вы с Саймоном сцепились из-за Стеллы. Киллиан, как обеспокоенный папочка, носился рядом. Алесса психовала…

Мне стало стыдно. Мы беспокоились о такой ерунде, пока наш друг медленно тонул.

С раздраженным шипением выдохнув, я покачал головой:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Хотел извиниться перед тобой. Чтобы, вспоминая меня, ты не думал: «О, это тот самый безвольный тупой торчок». Я пытался бороться. Правда. Цеплялся за все, что мог.

— Если ты не будешь бороться за свою жизнь сейчас, я все равно буду называть тебя тупым безвольным торчком.

— Марио…

— Я не шучу, — зло бросил я. — Думаешь, мы все защищали тебя, чтобы ты потом просто умер? Думаешь, тебя теперь все ненавидят? Лечись, Майло. Лечись, твою мать, и хватит ныть как сучка. Соберись. Это будет лучшей благодарностью всем нам.

Он уставился на меня. Смотрел долго, вел какой-то внутренний монолог. Я не мог понять, о чем, но знал: что-то ворошилось у него в душе, велась какая-то внутренняя борьба. Темная радужка не показывала этих переживаний, но они были. Наркотики еще не вытравили из него человека.

Я собрался с мыслями, прежде чем сказать:

— Ты нужен нам. Ты не бесполезный.

После чего я позвал Алессу, которая словно поджидала меня за дверью. Она вспорхнула внутрь, мельком окинув Майло взглядом, а потом увезла меня из помещения. Мне оставалось лишь надеяться, что он услышал меня.

* * *

Я не успел ничего предпринять, когда это произошло.

Парень, подняв с пола маленький журнальный столик, с размаху ударил им Саймона по голове.

Стаймест рухнул на пол, потеряв сознание. Кровь окрасила его лицо. Меня охватил ужас, паника и ярость. Я кинулся на того парня и начал душить.

А Саймон так и не поднялся. Мне было больно, страшно, я был напуган до полусмерти.

Послышался вой сирен полиции и скорой помощи.

* * *

Я не знал, выживет ли Майло, но знал, что Маттиас готовит его документы для лечебницы. Мы все хотели, чтобы он поправился, а потом поехал лечиться в Калифорнию. Грозила ли ему уголовная ответственность, тоже было непонятно. Если бы нападающих арестовали, то прошлое Майло могло бы вскрыться, но арестовали их в итоге или нет — я не знал.

Когда Алесса закатила Марьена обратно в палату, за ним следом вошла Стелла. Не знаю, что между ними двумя, но ей явно нужна поддержка сейчас.

Оказавшись рядом, Лисс тут же схватила меня за руку и усадила рядом с собой. Сегодня она казалась спокойной, мудрой, полной сочувствия. Немногословной и тихой, но очень понимающей. Я сжал ее пальцы в своих, приняв жест поддержки, и позволил погладить себя по спине.