Время ошибок

– Им стихи не нужны, – решил я его не жалеть и сказал, как есть. – Им замуж хочется. Потому что они материальны, как и все обычные клуши. Но поэту на эту их материальность размениваться нельзя. Он из другого мира. Он – небожитель.

– Ты думаешь? – взглянул недоверчиво.

– Уверен! – ободрил я приятеля. – Присмотрись к ним внимательней и сразу увидишь, что все твои агрономши – приземлённые и лишённые вкуса пустышки!

– Не все… – смущённо поправил меня Дулепов. – Вот Волкова, к примеру… Я ведь, как только её увижу, так сразу же что-то в штанах у меня происходит. Ну и стихи, конечно. Стихи – это тот же секс!

Так я явился свидетелем зарождающегося чувства.

Однако же Волкова оказалась та ещё штучка. Всю мощь сексуальной энергии нашего друга она умудрилась направить в заведомо безнадёжное русло общественно-политической жизни – то за помощь голодающим детям развивающихся стран он в ответе, то ещё за какую-нибудь нелепость.

– Ах, Лёшечкин, – играла она на размягчённых струнах души поэта, – ты просто находка! Ты движитель наш и затейник!

Не раз во время таких высказываний пытался он взять её за руку. Но та – вот же хитрая бестия! – отдёрнет ладошку и строго так глянет.

А дальше-то что? А ничего!.. Бесперспективность полная! Вот и случилось то, что должно было когда-то случиться – устал комсомолец Дулепов от такого к себе отношения. Так сильно устал, что даже стихи перестал писать. А о голодающих детях из развивающихся стран он и думать забыл.

Ну, забыл и забыл, что в этом такого страшного? Но тут, как назло, Загурский, Рожков и Шкет в ресторан собираются.

– Возьмёте четвёртым, парни? – попросился.

Никогда не просился, а тут на тебе!

– Отчего же не взять? – засуетились и обрадовались сокурсники, подавая ему купленную недавно фетровую шляпу с полями. – Пора, наконец, Дулепыч, тебе приобщатся к нормальной студенческой жизни. Как говорится, лучше поздно, чем никогда!

И неплохо бы этим обрадовавшимся какое-нибудь стильное заведение выбрать. Ну, скажем, «Фрегат» или там «Калевалу». Так нет же, в самое дешёвое и злачное в этот раз они потянули Лёхика – в кафе-ресторан «Одуванчик».

А там, в «Одуванчике» – в просторечии именуемом «Одуван» – давно уже сидит и скучает любитель кулачных баталий Котя Июдин.

– Давайте-ка подгребайте, ребята, к моему шалашу, – с распростёртыми объятиями встретил он добрых своих приятелей, – и прошу не стесняться.

Стесняться ни у кого и в мыслях не было. Заказали холодное и горячее. По первой выпили, по второй… по пятой.

А за соседним столом три мордоворота сидят. И тоже совсем не стесняются, выпивают и нескромно так на компанию нашу при этом поглядывают.

– Случилось чего или мне показалось? – подошёл поинтересоваться к нескромным мордоворотам Колька Рожков.

Те запираться не стали и объяснили своё поведение следующим образом:

– Вот эти твои друзья, – один из мордоворотов ткнул пальцем в Июдина и Загурского, – приглашают на медленный танец девчонок, которых мы сами давно уже имели в виду.

Колька придирчиво осмотрел девчонок и совершенно резонно заметил:

– Не нарисовано на них, что вы их имели в виду.

– Ща нарисуем! – один из троих поднялся и неожиданным апперкотом отправил Кольку под стол.

Котя за друга обиделся не на шутку и тоже поднялся. Кулаки у него – молотки. Мордовороты один за другим, несмотря на читаемое у них в глазах нежелание, приняли горизонтальное положение.

Посуда, конечно, попадала. Стол перекинулся. Шум, звон, крики: «Милиция! Шухер!»

Котя с Загурским Рожкова под мышки и дёру через служебное помещение. А Шкет-то давно уж в «отключке» – нахохлился, как сыч на берёзе, и дремлет. Пока поднимал его Лёхик, пока уговаривал, тут и милиция подоспела – «ласты» обоим за спину и в вытрезвитель прямой наводкой.

Эх, комсомолец Дулепов! Где же твои заслуги? Нету заслуг! Где комсомольский характер? Нету характера! Получи, комсомолец Дулепов, за это «строгий с предупреждением»!

– Поехали в Сельгу! Не пожалеешь, – предложил мне на ноябрьские праздники Лёхик. – У нас там и гостиница есть. Рубль в сутки всего лишь. А в лесу уже снег плотно лёг. В этом году рановато, но это скорей хорошо, чем плохо. У отца ружьишко возьмём. Постреляем. Встряхнёмся. Зверя по первому снегу гонять – милое дело. Ты на охоте-то был хоть раз?

– Не… на охоте ни разу ещё.

– Тем более. Говорят, первопольным везёт.

А что?! Почему бы и нет? Да и в Сельге этой мне однажды уже доводилось бывать. Высокое место. Обзорное. Онежское озеро – как на ладони.

«Сельга» в переводе с финского, кстати, – возвышенность, каменная гряда.

В полукилометре от старой деревни – отстроенный в шестидесятые годы радиоцентровский городок, где, собственно, и обитает Дулепов с родителями.

Городок невелик – два двухэтажных дома, с одной стороны к которым почти примыкают детсад и клуб, с другой – кочегарка с трубой, хозяйственные постройки и гаражи. Компактно и всё как-то очень уютно.

– Леонтий Федотович, – жмёт руку Дулепов-старший.

Представляюсь и я:

– Венгеров Сергей, приятель вашего Алексея.