Время-память, 1990-2010. Израиль: заметки о людях, книгах, театре

Пеленки облаков смахнула туча.
Фонарь — пустой подсвечник под листвою.
Ночь выпросталась из-под балдахина,
Как бабка, шепчется сама с собою.

Ополоснулся полуобморочный месяц

И виснет у земли бездомной в изголовье,
До задней улочки едва доплелся нищий,
Припал к забору, сон заблудший ловит…

(Пер. с идиша Е. Аксельрод)

Второй раздел экспозиции представляет живопись внука М. Аксельрода Михаила Яхилевича в соединении со стихами его матери, дочери Меера, Елены Аксельрод.

Известный российский искусствовед Вильям Мейланд пишет: «Театральный художник по образованию и многолетней российской практике в различных театрах Яхилевич после переезда в Израиль во многом сохранил в своем творчестве стремление выстраивать собственно пространство, но теперь полем его деятельности стали не театральные подмостки, а совершенно новая среда Земли Обетованной…»

Живопись его, и в самом деле, по-театральному декоративна и вербальна. Интересно, что у М. Яхилевича и Е. Аксельрод уже был опыт совместного творчества: в 2000 году в Иерусалиме вышла в свет книга «Стена в пустыне», включающая стихи Елены и живописные работы Михаила.

Елена Аксельрод, автор многих поэтических сборников и детских книжек, одна из самых тонких, самых сокровенных, самых акварельных поэтесс русскоязычного Израиля. Ее стихи «полны исконным и неистребимым трагизмом — трагизмом существования человека на земле — трагизмом, преследующим каждого из нас и делающим эфемерным любое благополучие», — пишет Дина Рубина.

Мой раскаленный дом оледенел.
Под люстрой бьется мотылек, как парус.
В отчаянии плотном нету пауз.
Нет воздуха. Весь мир оцепенел.

Неужто весь? В окно мое летит

Речь неразборчивая, шепот шины,
И снова я с настырностью мышиной
Скребу пером. Бумага шелестит.

Комментируя выставочную экспозицию, Михаил Яхилевич отметил, что «старшему поколению семьи Аксельрод, выходцам из еврейского местечка, выросшим в еврейской культуре, так и не удалось увидеть Израиль». Последующие поколения, принадлежавшие к ассимилированному еврейству, в зрелом возрасте все же прикоснулись к живительной еврейской духовности. Через сто лет…

2

В 2008 году Елена Аксельрод, автор многих поэтических сборников, издала мемуарное сочинение о весьма прозаических вещах. Устроена книга «Дом на Баррикадной» не просто: в ней несколько пластов, казалось бы, самостоятельных, и читатель должен сделать некоторое усилие, чтобы ощутить гармонию в сложном переплетении судеб и слов, стихов и картин, писем и фотографий. Первая часть состоит из пяти глав и охватывает события от предвоенного детства на тогдашней московской окраине (сейчас это практически центр города) до смерти художника Меера Аксельрода в 1970 году, утраты не только семейной, но — как это понятно сегодня — глобальной, общечеловеческой. Рассказ о мастере ведет не сторонний искусствовед, — об отце говорит человек горячо его любящий, но, в то же время, прекрасно сознающий его важную роль в российской культуре. Автор пишет и о своей матери, идишской писательнице Ривке Рубиной, о родственниках, друзьях семьи и коллегах родителей — писателях, поэтах, художниках. Отдельная глава посвящена дяде Елены, поэту Зелику Аксельроду, уничтоженному в сталинской мясорубке.

Первую часть завершает великолепный альбом репродукций картин и графических работ Меера Аксельрода, сделавший еще более наглядными и неопровержимыми мысли, высказанные автором книги.