Время перемен

Для себя сделал зарубку, после получения своего железа наделать относительно дешевого столярного инструмента и коловоротов. Дерево тут везде, может, чего и сдвинется. Но рубанок оказался не везде хорош. Там, где топором уже не махнешь, хотя некоторые умудрялись не хуже, стали применять струганки. На них железко сделали с полукруглой заточкой. Им работать надо было наискось, а только затем рубанком. Господи, вот где тоже ушел в астрал, сколько всяких штук пришлось придумывать, чтобы сделать, казалось бы, простой стол!

Я же хотел особый. Недаром у бояр активизировалось слюноотделение. После подарка Шуйскому пошли целые делегации: а не завалялось ли у меня еще не нужных столов, таких же лепых? После моего резкого отказа, де у самого нет, и пока везде во дворце не поставлю, и думать забудьте, отступили немного. Но увидел как-то торжествующий взгляд Василия, немного смягчился. Ладно, будут вам мебеля, но за добровольные пожертвования в казну.

– Кто больше всех внесет, тот первым и получит. Остальные в порядке убывания. А ежели кто думает, что отделается малостью, тому ничего не достанется. А вот сколь сдадите, на грамотку запишем и прямо на торгу зачитаем. Пусть люд честной знает, кто радеет о государстве московском, а кто скупердяй. То-то!

Взгрустнулось как-то боярам. А ведь и правда, мастерские организовать надо, пожалуй, в Белом городе. Не дело это – столы делать в Кремле, а уж тем более во дворце. Вот и приказ придуманный сгодится.

Подставил народ Шуйский, ой нехорошо-то как получилось! И так-то искрила уже обстановка, а тут он хвалится подаренным столом, эвон как все обернулось. Как никогда к месту свадьба, мною организованная, пришлась. С тяжелым сердцем уезжал в Тулу, тут еще эти непонятки между Прохором и Таисией.

Федор меня порадовал, конечно. Вот мы, ух я, эх он! Планов громадье, прямо до небес, пупок бы не развязался. В некотором смысле стало легче, теперь было кого послать разузнать как там или, может, чего не хватает. Мысль с приказом была верной. Заговорили и про станки, благо был и в Туле пушечный двор. Для начала будут отливать крупные заготовки станин, для оговоренных станков. Правда, мастера оттуда были не уверены в результате. Великие пушки лили только в Москве, потому опыта отливки крупных изделий у них не было.

Нехорошо, конечно, но что делать? Пусть учатся. Не возить же все из первопрестольной. Тем более надо попробовать будет и чугун, а потом и железо. Все перепробуем. Опыт надо набирать. Переговорили, чтобы и из чугуна попробовали отлить заготовки, как из бронзы. Уезжал радостный.

Фыркали разгоряченные лошади, снег хрустел под полозьями, а вот за окном проносилось неясно что. Слюда искажала все. Но догадки строить можно. Если светло, значит, вокруг нет леса, если темно, тогда есть. Сани размером с микроавтобус, но из обогревателей только я сам и множество шуб и мехов, чтоб не остыл и оставался теплым. Тут главное на остановках горяченьким подзаправиться да посытней покушать. Вот на таком подъеме и зазвал к себе Прохора. Хотя какое, приказал.

– Вот ты мне скажи, что за кошка промеж вас пробежала? Ведь ладно же было, пока не поженил. Чего теперь друг на друга коситесь, как неродные? – обратился почти сразу и без переходов я к Прохору.

Он как-то растерялся, что сразу отразилось на лице, и попытался спрятать взгляд. Это он зря. Сани, может, и велики, но не настолько, чтобы от меня сбежать.

– Чего-то давненько не слышно ничего от отрядов тех, как бы худа не было, – бросил он пробный шар в попытке перевести разговор на другую тему.

Тоже мне гений стратегии. Типа ребенок, можно голову заморочить, напомнив про золото. Может, против местных и прошел бы прием, но мы плавали, знаем.

– Ты не юли. Вопрос про людишек, которых, кстати, ты подобрал, конечно, интересный, но я спросил другое, так и отвечай.

Прохор взбледнул при упоминании о его участии в организации экспедиций, но быстро собрался. Железная воля у мужика. Не юлит, не пытается выскользнуть, потому и нравится. Научился. Знает, иначе хуже будет.

– Она женщина хорошая, но не люба она мне, – наконец собравшись, выпалил он.

– Чего врешь-то! Будто я не видел, как ты на нее поглядывал иногда. Говори без утайки, а не крутись, словно уж.

– Истинную правду говорю. Есть у меня любовь, истинная и единственная!

– Ты это, коней-то попридержи. Матушку не приплетай. Может, и мал был, но не слеп.

– Извини меня, что неправду подумать заставил! Не хотел я. Про жену я толкую свою.

– В каком смысле? Ты двоеженец? – проговорил шокированно я.

– Опять все не так сказал. Погибла моя ладушка, с детишками малыми. Жили мы почитай на Крымской украине. Не совсем, конечно, но недалече. Набежала в тот год татарва, не уберег… – сдавленно прервался он, вытирая слезу.

Было видно, что это для него до сих пор болезненно.