Время перемен

Так вот, добавили в мое изобретение давленого чесночку и мелко порезанной зелени, и соус к глухарю получился отменным. Вкушение пищи здесь процесс небыстрый. Солнце поднялось уже высоко. Из окна донеслась чья-то ругань. А все кривые руки оппонента, но тот с такой постановкой вопроса был не согласен и обвинил пустую голову противника. Дослушать увлекательный и поучительный диалог не удалось. В дверях появился Прохор. То ли в щели подглядывал, когда закончу? Я, кстати, только отвалился, довольный жизнью.

– Великий княже! Кого вчерась изволили требовать, всех сыскали. Спозаранку дожидаются во дворе, как приказывали.

– Кто таковы будут?

– Так дворовый дьяк Тихон, двое плотников, Трифон с сыном Прошкой и кузнец Демьян.

– Что за Тихон такой?

– Никакой он еще не дьяк, так, служка неверстанный. Остальные отбрехались, а ему не удалось. Получается, что именно он руководил переделкой.

– Ну-ну. Пойдем посмотрим, – проговорил я, вставая, и понял, что переел чуток.

Вот и говори, что настроения не было. Аппетит, как говорится, приходит при еде.

Обстановка во дворе была рабочая. Ругань с моим появлением прекратилась. Но лица у работников топора, рубивших избу-чертильню, были хмуры. Видать, не все космологические вопросы вселенского масштаба были исчерпаны. Искомые лица маялись под охраной, подле колымаги. Саму ее еще вчера оттащили к палатам великой княгини, чье имя до сих пор заставляло содрогаться многих и креститься, от греха подальше. Поговаривают, что не без ее участия Иван III пошел так решительно на конфликт с ордой и в итоге победил. Деяния княгини возвели Василия III на престол и свалили всех его конкурентов. Да, собственно, весь облик нынешней Москвы, в частности Московский Кремль, обязан ей своим появлением. А звали ее Софья Палеолог.

Где это видано, чтобы до нее хоть у одной великой княгини был собственный дворец внутри великокняжеского! Материальное свидетельство этого стояло с противоположной стороны переднего двора в виде Постельной избы, в прошлом княгининой половины. Сейчас, по существу, она пустовала. Меня размеры такой спальни смущали, потому-то и перебрался в помещение поменьше и уютнее.

– Те, что ли? – спросил я у Прохора, указывая на группу, частью уже попадавшую на землю.

– Они самые.

– Не много ли? Ты же говорил, их меньше должно быть.

– Так охраняют, чтобы не убегли.

– Чего им избегать встречи со мной?

– Так кому охота наказанье получать? Вот и стерегут.

– А чего их наказывать, вроде не собирался, а есть за что?

– Завсегда есть, только поискать. Да колымага та же. Срамота-то какая! И на ней великому князю мука одна, а не поездка.

– С чего это ты так решил, или не по нраву пришлось ехать со мной? Молчишь? Тогда понятно.

М-да… Еще говорят, имидж не все. Тут, если про тебя начальство вспомнило, быть беде. Логика, однако. Да и не припомню, чтобы кому награду какую раздавал. Этак не лучше Шуйского стану. Надо менять восприятие особы великого князя Московского, особенно в разрезе того, что это я.

– Не вели… – завопил один из упавших на землю, направляясь ко мне на коленях.

– Уговорил, не буду! – нанес я упреждающий удар в ответ.

Слушать о том, что не было у него никакого злого умыслу, а ежели что не так, то бес попутал. А еще, если что, то всенепременно голову положит во славу государя. Правда, ковать железо надо пока горячо, иначе очухается, и от уверений в преданности не отбрехаться.

– Прохор, проследи, чтобы сему мужу…

– Тихон.

– Так вот, чтоб ему выдали рубь серебряный. Остальным – копеек по половине того рубля каждому. За усердие и радение о благе великого князя. Смотри, проверю.

На минуту образовалась тишина. Четверка страдальцев, думавшая, как бы избежать наказания или хотя бы огрести поменьше, впала в ступор. Я даже засомневался: может, лучше наказать было, а потом их прорвало. Избежать пункта, ежели что, то все, не удалось. Послушав немного, понял, что если это излияние не прервать, то придется надеть белые саваны и ангельские крылья, потому как другое будет невместно.

– А теперь слушай меня. Раз уж показали такую удаль, то будете делать две новые повозки, специально для меня. По-моему делать будете, а не как эта колымага, – проговорил я, грубо перебив очередные восхваления в свой адрес.