Время перемен

Хронологически период общей нестабильности на Ближнем Востоке (1956–1958 гг.), в рамках которого могла быть применена «доктрина Эйзенхауэра», можно разделить на этапы: сирийский (события 1957 г., когда давление США было направлено в основном на Сирию как проводника советского влияния в регионе); иракский (выразившийся интервенцией в Ливан и Иорданию, а также последовавшей за этим Иракской революцией 1958 г.).

В связи с изменяющейся политической ситуацией менялось и отношение к доктрине среди стран Ближнего Востока. Так, на 1958 г. «доктрина Эйзенхауэра» была официально одобрена: Ливаном, Израилем, Турцией, Ираном, Ираком (страны – участницы Багдадского пакта одобрили доктрину на совещании 21 января 1957 г. в Анкаре[297]), Афганистаном, Эфиопией и Ливией; отклонена Египтом, Сирией и Йеменом; не определили своего отношения к доктрине Саудовская Аравия, Иордания и Судан.

Отношение арабских стран к «доктрине Эйзенхауэра» – один из самых острых вопросов в истории Ближнего Востока. Приверженность доктрине, по замыслам ее создателей, должна была определяться не столько официальным заявлением страны, сколько развитием событий на Ближнем Востоке. «Доктрина Эйзенхауэра – это отношение, точка зрения, состояние ума», – подчеркивал Дж. Ф. Даллес[298].

Среди британского руководства отношение к «доктрине Эйзенхауэра» было двойственным. С одной стороны, Великобритания приветствовала активизацию ближневосточной политики США, которой Лондон настойчиво добивался еще в первой половине 1950-х гг. В Форин-офисе рассчитывали, что после декларации США своего «особого» интереса к Ближнему и Среднему Востоку можно будет попытаться вернуться к идее разделить этот регион на сферы влияния, что ранее встречало упорное сопротивление американских правящих кругов. При этом признавалось, что Англии придется смириться с ролью «младшего партнера» США. С другой стороны, в Лондоне считали недостаточной ту поддержку, которую США оказали Багдадскому пакту после тройственной агрессии.

Часть политиков были крайне жестко настроены в отношении новой доктрины как руководящей линии для США на всем Ближнем Востоке. Так, Э. Наттинг, заместитель министра иностранных дел Великобритании, утверждал, что «в основе доктрины Эйзенхауэра лежал хороший замысел», однако «сама инициатива была изначально обречена на неудачу из-за нежелания координировать действия с организацией Багдадского пакта»[299]. Наттинг констатировал: «Январь 1957 г. дал Лондону недвусмысленно понять, что в рамках ближневосточной политики ни о каком партнерстве США и Великобритании речь идти не может»[300].

Гарольд Макмиллан, занявший пост премьер-министра Великобритании, отзывался о «доктрине Эйзенхауэра», как об «элегантной попытке запереть на засов дверь конюшни, когда лошадь оттуда уже давно ускакала»[301]. Очевидно, новый британский лидер имел в виду рост арабского национализма. Тем самым глава кабинета министров Великобритании пытался оправдать внешнеполитический курс кабинета Э. Идена, направленный на силовое свержение Г. А. Насера.

Важно подчеркнуть, что приход Г. Макмиллана на место «хромой утки» премьер-министра Э. Идена, стал отражением определенной перестройки внутри британского истеблишмента. Как писал в январе 1957 г. влиятельный американский журнал Time, «необратимость ухода с поста премьер-министра Э. Идена – это сейчас вопрос национального интереса Англии. Улучшение отношений с США, в чем Англия объективно заинтересована, при Идене было вряд ли возможно»[302]. Конечно, формально в партийной иерархии консервативной партии Макмиллан был «человеком № 3». Его внутрипартийный авторитет уступал и Энтони Идену, и Ричарду Батлеру, пятидесятичетырехлетнему «архитектору нового консерватизма», лидеру молодых тори, заменявшему премьер-министра на заседаниях кабинета в его отсутствие. Но у Батлера были свои критики. Старейшины партии (значительная часть которых входила в так называемую «Суэцкую группу») обвиняли его в «розоватом социализме». В свои 62 года Г. Макмиллан, приверженец идей Британской империи и консерватор до мозга костей, напротив, был фигурой компромиссной с точки зрения баланса интересов всех групп внутри Консервативной партии. К тому же прозвище «Мак-Ножик», которое он получил, эффективно урезая государственные расходы работ на посту главы казначейства, делало его куда более привлекательным функционером в глазах большинства тори. Ведь после Суэца необходимость сокращения расходов на оборону стала одним из главных пунктов повестки дня внешней политики Великобритании.

И хотя в первые дни января 1957 г. британская пресса наперебой трубила о Р. Батлере как вероятном кандидате на роль преемника Э. Идена, 10 января 1957 г. Великобритания и весь мир узнали, что новым премьер-министром Великобритании стал Гарольд Макмиллан. Как написал спустя десять дней журнал Time, «новый британский лидер сочетает в себе элегантность аристократа, глубину ученого и хватку настоящего функционера»[303].