Время Перемен

Министр поднял взгляд на капитана. Небольшая круглая борода, идеально ухоженная, и дорогой костюм в придачу, сильно контрастировали со впалыми щеками и глазами, в которых поселилась вселенская усталость. Глядя на это лицо, можно было подумать, что первый министр болен, но де Куберте знал: здоровья у него хватает на троих. Это работа с утра до ночи к вечеру делает его похожим на солдата, которого весь день гнали быстрым маршем в дождь. Отсюда и впалые щёки, и бездонный взгляд.

— Вы устали, капитан. У вас, вон, щёки впали, и глядите будто сквозь меня.

Люк чуть было не ответил: «У дураков мысли сходятся», но одёрнул себя: этот кабинет не место для шуток.

— Рано проснулся, только и всего.

— Не прибедняйтесь. Вы всё время снуёте по городу, вас невозможно найти. Сколько дуэлей за сегодня? Две? Три?

— Три… Одних удалось остановить до кровопролития. С остальными хуже: за день пятеро заколоты, семеро арестованы. Иногда я думаю, лучше бы нам не вмешиваться: на дуэлях не всегда убивают.

— Оставьте свою упадническую философию. Необходимо отучить их выяснять сталью, кто прав. Они одна страна. Остановить эту бесконечную войну каждого с каждым — наш долг. Мы видим всю картину, весь ущерб, — де Крюа наклонился над столом, сверля взглядом капитана.

— Мои усилия — лишь капля в море. Большинство даже не помнит о существовании эдикта. А те, кто помнит, часто думают, что его давно отменили. Этот идиот де Луз назвал меня псом министра, а короля — безумцем! Вот и весь результат.

— Псом министра, говорите? Отлично. Вас начинают узнавать, значит, скоро вся страна будет говорить и о ваших делах. Может, уже вовсю говорит, — старый лис оптимистично кивал.

Люк не видел ничего хорошего в том, чтобы быть псом министра:

— Но они как плесень в мокром подвале: отскребёшь в одном месте, а после находишь ещё три пятна в других! Чем больше ловлю, тем больше дуэлей.

— Одно никак не связано с другим, мой дорогой де Куберте… Вы лишь приподняли край ковра и увидели, что там полно тараканов. Поднимете весь — увидите ещё больше… Знаете, что? Вам нужна огласка. Сначала они будут ненавидеть вас, потом начнут бояться, но, в конце концов, им придётся смириться с неизбежным.

— Такая слава может и помешать, господин министр. Вы сами знаете, что почти все бретёры только прикидываются честными: за мной уже идёт охота.

Министр смотрел на Люка так, будто ждал этих слов.

— Да, капитан, это риск. Примите его, послужите стране. У меня больше никого нет, кто бы понимал важность этой борьбы. Называться псом министра — то ещё удовольствие, но, если по-другому никак, нужно сделать это таким путём. Я дам вам ещё людей, будете везде успевать. Это нужно мне. Нет, не так: это нужно стране.

«Пёс министра выполнит команду. Как всегда, он всё понимает» — смирившись, подумал Люк. Стало немного стыдно за своё нытьё. На самом деле, он и не помышлял останавливаться. Просто иногда всё казалось бесконечно тщетным, словно попытка напиться морской водой. И сейчас, в этом разговоре, ему было нужно лишь в очередной раз услышать, что кто-то ещё видит смысл…

— Кстати, вы сказали, одну дуэль удалось предотвратить? — с интересом спросил Де Крюа.

— Да, двое оказались сговорчивыми и согласились, что оно того не стоит.

— Вот видите! Не все молодые круглые идиоты. Сознание будет меняться постепенно. Может, потребуется двадцать лет, чтобы навести порядок во всей стране, а может — все пятьдесят. Ваше дело — столкнуть с горы первый камень, Люк, — улыбнулся министр.

— В любом поколении есть кто-то, на кого можно рассчитывать. Взять хотя бы вашего лейтенанта на воротах. Парень умеет держать себя в руках, — вынужден был согласиться Люк.

— Вы о Франце де Мерло? Да, весьма рассудительный молодой человек. Кстати, о молодых людях: кажется, у нас был общий друг, сын которого как раз вступил в призывной возраст…

Де Куберте силился вспомнить, но тщетно. Он лишь ответил:

— Единственный близкий мне человек, что работал с вами, был де Сарвуазье. Его сыну сейчас, наверное, лет двенадцать…

— Двадцать.

— О… как это? Стойте… Да… Если посчитать… Так и есть.

— Его отец был дельным человеком, как знать, может, сын окажется не хуже. Хочу на него посмотреть и думаю определить в ваш полк, — повисла пауза, — Чего молчите?

Первый министр ждал ответа.

«Представляю, как его мать запрыгает от счастья. Десять лет тому мужа схоронила, теперь сына в столицу провожать. Единственного. До конца службы доживёт ли?» Но ответил он другое:

— Что заставило вас, первого министра, заниматься распределением на службу обычного лейтенанта?

— Мне нужны люди, капитан. Преданные, честные и толковые. Кто бы понимал важность стоящих перед ним задач, а не просто выслуживался. Постоянно таких ищу. Де Сарвуазье — лишь очередная ставка. Как-никак, его отец был лучшим строителем из всех, кого я знаю.