Время Перемен

Хлыщ, стоявший ближе всех к тройке, что обходила дом справа, ударил алебарду соседнего солдата эспадой, заставляя остриё отклониться, и одновременно быстро сместился тройке во фланг, собираясь обойти её, проскользнуть между стеной и бойцами. Но люди Люка были начеку. Жак, которому ударили по оружию, рубанул им, заставив хлыща присесть. Подлец уже делал контрвыпад, наверняка метя в лицо, но остриё второго бойца проткнуло ему живот. Булькая, хлыщ повалился на землю. Его секундант дёрнулся было, но тут же получил арбалетную стрелу в грудь и свалился рядом. Всё произошло за один вдох. Остальные господа, видя, чем обернулось дело, побросали эспады. Повисло молчание.

Люк уставшими глазами поглядел на арестованных: «Когда вы понимаете, что шутки кончились, весь ваш гонор рассеивается, как утренний туман в полдень».

— Тиль, собери оружие, — распорядился он.

Бывалый копейщик тут же принялся укладывать эспады в специальный мешок из толстой кожи, а командир подошёл к тому, кто был ранен в ногу. Склонился, послушал дыхание. Гримаса разочарования исказила его лицо:

— Жак, отправь одного за гробовщиком. А вы, господа, следуйте за нами.

Городские бретёры частенько лезли на рожон, не без оснований считая, что солдатня из холопов хорошо сражается только в строю, а подвижная, сложная драка эспадами — не их стихия. Эдикт о борьбе с дуэлями приняли полтора года назад, но до сих пор дворяне не соблюдали его даже в столице, а вне её и подавно. В бессмысленных стычках погибало больше людей, чем на войне, поэтому Люк своих бойцов к ним готовил. Уходя, он окинул взглядом злополучную площадку: двое убиты его парнями, а тот, с ногой, испустил-таки дух.

«Мы боремся с дуэлями, чтобы они не умирали за зря, но сами же плодим трупы…».

Капитан Люк де Куберте ненавидел бретёров всей душой. Подлые, завистливые, готовые убить человека за любою мелочь, они выворачивали само понятие чести, как им удобнее, провоцируя не таких искушённых в фехтовании на поединки. Из молодых повес, не умеющих держать чувства в узде, они превращались в опасных интриганов, во вред использующих своё искусство. Если доживали.

От руки такой же мрази погиб брат его жены. Из-за волнения жена разродилась раньше срока. Неправильные роды. Спасти не удалось ни её, ни ребёнка: повитухи лишь беспомощно разводили руками. С тех пор Люк в своём поместье не бывал, ища успокоения в ратных делах.

Постепенно его репутация ярого противника дуэлей дошла аж до первого министра, и Люк с недавнего времени выполнял его личные поручения здесь, в столице, в Лемэсе.

— Пёс министра, что, не хватает духу сразиться честь по чести? — подал голос один из арестованных.

Он игнорировал такие выпады.

Бретёр продолжал:

— Я вызываю тебя на дуэль, слышишь? Только трус откажется! Чего замолк? Голос, собака!

Де Куберте ответил подчёркнуто спокойно, тем самым сильнее раздражая наглеца:

— Зачем? Чтобы ты меня проколол? Не получишь такой радости.

— Если я смогу тебя, пёс, проколоть — значит, всё по-честному. Значит, так угодно Троим.

Капитан подумал, что иные знатные господа в сто раз глупее холопов из его отряда. В сотый раз пришлось разъяснять:

— Чего же тут честного, дурень? Ты только и делаешь, что упражняешься в фехтовании, а у меня хватает и других дел, — он даже не оборачивался, ведя разговор.

— Брось свои дела, научись фехтовать как следует и прими вызов, ты, моль! А ещё носит дворянский титул!

«Только что двоих товарищей убили, а к нему уже вернулась вся наглость. Чем тупее — тем наглее».

— Сержант Тиль, отвесьте пинка благородному господину.

Послышался глухой удар солдатского ботинка.

— Ай! — сразу перескочил на фальцет голос бретёра, — В тебе нет чести, министерский выкормыш!

— Мне плевать!

— Тебя нужно лишить титула! Дворянин без чести — не дворянин!

— Ты и понятия не имеешь о чести, молокосос! Научился эспадой махать, думаешь, всё знаешь? Ещё одно слово, и мои люди по очереди продырявят тебя. Скажем, что сопротивлялся при аресте.

Повеса умолк.

Тюремный стражник открыл им ворота, не задавая никаких вопросов. Люка де Куберте и его команду здесь знали абсолютно все. Порой дважды, а то и трижды в день им случалось пополнять здешних обитателей.

Немного петляния по тёмным коридорам, и отряд остановился у кабинета администрации тюрьмы.

— Писаря кликни, — бросил Люк сидящему за грубым деревянным столом часовому. Тот скрылся в кабинете. Чуть погодя к ним вышел молодой ещё, но сгорбленный сотрудник с увесистой книгой записи вновь прибывших и фонарём в руке:

— Здравствуйте, господин капитан. Сегодня трое? Подходим по очереди, называем себя и преступление, в котором вас обвиняют. Если состоите на воинской службе — полк и роту.

Тиль подтолкнул самого наглого к столу. Бретёр скрестил руки на груди, отставил в сторону правую ногу и надменно произнёс:

— Маркиз де Луз, сын графа де Луза. В чём обвиняют, сам не знаю!

— Дуэль, подстрекательство к дуэли, попытка убийства, возможно, виновен в смерти одного из участников дуэли, — тут же назвал все грехи Люк.