Время перемен

При упоминании фамилии Орлова, товарищ Дзержинский нахмурился. Еще бы. Как выразился Артур, «небезызвестный» Орлов, ранее бывший контрразведчиком императорской армии, поступил на службу в ВЧК под именем Болеслава Орлинского. Надо сказать, Орлов-Орлинский успел плодотворно поработать на благо белого дела – передал, например, не только списки, но и фотографии агитаторов и подпольщиков, действовавших на Дону и в тылу Добровольческой армии. Но самое забавное, что до Первой мировой войны Орлов был следователем Охранного отделения Департамента полиции и вел дело… Феликса Эдмундовича Дзержинского. Кстати, Председатель ЧК, встретив Орлинского, порадовался, что профессионалы помогают молодой республике создавать систему государственной безопасности. Возможно, именно поэтому, товарищ Дзержинский, столкнувшись с предательством, с тех пор не желал, чтобы в ВЧК служили бывшие жандармы и следователи «охранки».

– С Орловым Рейли был знаком еще раньше, – хмуро уточнил Дзержинский. – Орлов, будучи Орлинским, выписал Рейли мандат на имя Сиднея Рейлинского, уполномоченного ВЧК. Впрочем, теперь это неважно. Продолжайте, Артур Христианович.

– Есть предположение, что именно Рейли выдал белогвардейцам Жанну Лябург и других товарищей[15]. Есть еще две версии – не то подпольщиков раскрыла контрразведка Орлова, не то «Азбука» Шульгина[16], перехватив их переписку. Но с гибелью «группы одиннадцати» не все ясно. А вот в расстреле товарища Лафара точно виноват Рейли.

Артузов полез в папку и зашелестел газетными вырезками:

– Одесская газета «Призыв» напечатала любопытный очерк про иностранца, знающего Россию. Вслух я его зачитывать не стану, но это короткая биография Рейли. Вопрос – зачем кому-то нужно публиковать биографию неизвестного иностранца, упомянув его участие в «заговоре послов», и о том, что он приговорен к смертной казни? Как мы считаем, это намек. В другом номере появилась заметка «Большевики-гастролеры», где был упомянут «Граф де Ля-Фер – член Московской чрезвычайки». Товарищ Лафар и Рейли были лично знакомы. Членов французской миссии, проходящих по делу о заговоре послов, допрашивал именно Георгий Лафар. Кроме того, они могли встретиться в бывшем ресторане «Эрмитаж», на литературном вечере. В восемнадцатом году там размещался «Дворец свободного искусства», куда захаживали иностранные дипломаты, а Георгий Лафар иногда читал там свои стихи.

– А какой смысл Рейли информировать своего противника? – пожал я плечами. – Предупрежден – значит, вооружен. Если бы я прочитал в парижской газете – мол, у нас советской торговой миссией заведует начальник ИНО Аксенов, я бы подался в бега.

– Подожди, еще и напишут, – хмыкнул Артузов. Верно, Артур хотел пошутить, но осекся под пристальным взглядом нашего начальника. Смутившись, начальник контрразведки Советской России сказал: – Извини, шутка дурацкая.

– Шутка и на самом деле дурацкая, но за каждой шуткой есть доля правды, – вздохнул товарищ Дзержинский. – Несколько дней назад сообщили из Крыма, через канцелярию Слащева – в Константинополе, где сейчас сидят Врангель и Кутепов, суд офицерской чести приговорил вас к смерти. Как я понимаю, ваш знакомец Келлер сейчас возглавляет разведку и контрразведку Крымской республики, поэтому он плотно работает по своим бывшим коллегам. Генерал Слащев опасается, что Врангель захочет вернуться.

Ну вот, до чего же странные люди. Чуть что – все бы им чекистов к смерти приговаривать. Спрашивается, что я плохого им сделал? На сапоги, что ли, барону Врангелю плюнул?

– Ну, к смерти приговорили, это ладно, – проговорил я. – Но интересно, каким боком я причастен к суду офицерской чести? Я же нижний чин, а не офицер. Слышал, что на меня приказ отправляли, но самого приказа не видел, а к тому времени, как мне прапором стать, я уже из армии выбыл по ранению. Да и услышал, когда уже в Архангельске был – вроде бы, в фильтрационном лагере мой бывший ротный командир сидел, и он, якобы, меня узнал, но я так и не удосужился уточнить.

– А вот у Врангеля уверены, что вы бывший офицер, не ниже поручика, – сообщил Дзержинский. – Поэтому, суд офицерской чести вашу судьбу и решал.

– Ну, хотя бы поручик, – обрадовался я. – Меня, когда узнают, что вольноопределяющимся на фронт ушел, вечно в прапорщики определяют. Нет бы в штабс-капитаны. А прапорщик – как-то несерьезно.

– Не переживайте, Владимир Иванович, у меня на вас четыре доноса лежат. Мол, Аксенов – замаскированный белогвардеец и бывший жандарм. Кстати, в двух случаях вы штабс-ротмистр, а двух – полковник корпуса жандармов. Один, кстати, товарищ Троцкий лично мне передал, а ему его кто-то из штабистов подкинул. Лев Давидович сказал – поверил бы, что Аксенов бывший полковник, если бы он постарше был.

– О, поздравляю вас, Владимир Иванович, – покачал головой Артузов. – Полковник Корпуса жандармов – это постараться нужно. Да, у меня тоже новость – Савинков, и иже с ним, и вас и меня тоже к смерти приговорили. Буквально за час до нашего совещания пришло сообщение.