Время перемен

– Ладно, товарищи, не будем отвлекаться, – постучал товарищ Дзержинский карандашом по столу. – Вернемся к теме. Да, касательно того, для чего Рейли газетные публикации, мне кажется, что здесь все просто. Я пару раз сам с ним общался, и у меня сложилось впечатление, что он не столько разведчик, сколько авантюрист и позер. Любит прихвастнуть, пустить пыль в глаза. Его увлекает не столько цель, а сам процесс. Тайны, интриги, вся прочая мишура. Вот и в газете он хотел сказать – дескать, иду на вы, бойтесь! И ему ужасно хотелось поквитаться с нами за провал «заговора послов».

Дзержинский не стал разглашать подробности, но мне они известны. В августе восемнадцатого, английские и французские послы[17], считавшие себя крутыми профессионалами (а какой посол не является шпионом?), отыскали слабое звено – командира Латышской стрелковой дивизии, согласившегося за некую сумму провести государственный переворот, убив товарищей Ленина и Троцкого. А посредником между послами и латышами был Рейли. Какова же была досада «профессионалов», узнавших, что вся операция проходила под пристальным надзором ВЧК, организации, которую они считали сборищем деревенщины и дилетантов?

– В общем, мы сумеем узнать, причастен ли Рейли к гибели наших товарищей, только тогда, когда поймаем его самого, – резюмировал Артузов. Посмотрев на Дзержинского, перевел взгляд на меня, и спросил. – Владимир Иванович, у вас есть какие-нибудь идеи?

– Есть идея выловить Рейли на «живца», – начал я вещать, делая вид, что идея только что пришла мне в голову. – В идеале – использовать вариант, с помощью которого шпионы Наполеона выманили во Францию герцога Энгиенского. Отыскать какую-нибудь любовницу Рейли, вывезти в Россию и пусть он за ней приедет. Но, как мне кажется, такой вариант не пройдет. Его любовницы нам неизвестны, а даже и станут известны, то не факт, что Сидней Рейли рванется за ними в Россию. Можно пойти по другому пути. Я предлагаю отпустить нашего антиквара в Петроград, пусть он открывает свою антикварную лавку, а мы за ним станем присматривать. Можно еще и в Москве открыть подобный магазинчик, заполнить его «наполеоникой» – гравюрами, подзорными трубами, шпагами эпохи империи. Рекламу магазинов дадим во французских газетах, я позабочусь. Соответственно, приказчиками при антиках будут наши люди, знающие приметы Рейли. Хорошо бы фотографиями разжиться, но в крайнем случае, можно отыскать толкового художника, чтобы сделал портрет. Наверняка остались полицейские рисовальщики, составлявшие портреты по описаниям. Как я понял – Сидней Рейли сходит с ума от всего, что связано с эпохой Наполеона. Не удивлюсь, если выяснится, что он приезжал в Россию лишь для того, чтобы вернуть свою вещь в коллекцию. Значит, приедет еще раз.

– Интересная идея, – кивнул Артузов, потом озадаченно спросил. – Но где мы отыщем столько старинных вещей, да еще связанных с Наполеоном?

– Ну, Артур Христианович, ты как маленький, – хмыкнул я. – Пройдемся по рынкам, я тебе столько антиквариата наберу, на десять магазинов хватит. А уж взять, да превратить какую-нибудь шпажонку в шпагу императора, раз плюнуть. У нас что, граверов нет? Вензель сбоку нарисовать, герб. Опять-таки, можно порыться в театрах, у бутафоров есть старые костюмы, треуголки, башмаки. Скажем – ботфорт с левой ноги императора, накануне битвы под Ватерлоо. Привезен русскими казаками из Парижа. Сама нога отсутствует. Или – мундир Наполеона, поеденный молью, куплен Рябушинским у внучатого племянника императора, подарен им же Павлу Третьякову. А к этому барахлу свидетельство, за подписью экспертов – так мол и так, мундир подлинный, и сама моль это подтверждает. Можно еще книг набрать. Их на развалах – пруд пруди. Автограф императора нам известен, позвоним в угрозыск, у них наверняка в камерах свои умельцы сидят, нарисуют такую подпись, что не то, что Рейли, а сам Бонапарт за свою примет. Прорекламируем – в Москве отыскалась библиотека Наполеона, вывезенная из Парижа как трофей, и долгие годы лежавшая в подвалах. Фотографии сделаем, в газетах напечатаем, любо-дорого. Пусть гражданин шпион приезжает, определяет – подлинник, или туфта, мы ему рады будем. Он не купит, другие возьмут, а для ВЧК прибыль. Авось, что-то полезное в хозяйстве приобретем.

– А мне казалось, что товарищ Аксенов – честнейший человек, – вздохнул Дзержинский. – А он предлагает изготавливать поддельный антиквариат, да еще и торговать им в Советской России. И работа в торгпредстве его испортила. Все начинает мерить с точки зрения денег.

– Нет, товарищ Дзержинский, это нам с вами только казалось, – кивнул Артузов. – Владимир Иванович, он, хотя и мой друг, но жук тот еще.

– Артур, а лично тебя, я когда-то обманывал? – обиделся я. – Между прочем, стараюсь для пользы дела. А деньги, между прочем, никогда не мешают. Вон, возьмут, да финансирование нам урежут.

– Хм… А мне казалось, что у товарища Аксенова все хорошо с чувством юмора, – удивился Дзержинский. – А он, видите ли, на шутки обижается.