Читаем Время перемен полностью

Кем вы считаете себя в первую очередь: гражданином СССР или гражданином республики, в которой вы живете?

(в % по строке)

Что для вас означает родина?

(в % по строке)


Приводимые выше данные получены в базовом исследовании 1989 г., то есть тогда, когда проблема выбора человеком национально-государственной идентификации носила гипотетический характер. С началом реального распада Союза ССР она приобретала сугубо практические измерения.

Подчеркнем, что проблема здесь вовсе не в плюрализме возможных точек отсчета: подобная ситуация наверняка существует (и неплохо существует) во многих других обществах. В условиях же фрустрации человеку навязывается выбор, который нельзя сделать, оставаясь в «нормальных», современных рамках. Для российского имперского наследия суперэтнический вариант национальной идентификации (типа США, Австралии, Бразилии) столь же закрыт, как моноэтнические варианты типа Франции или Португалии.

Можно теперь сопоставить перечисленные характеристики «человека советского»: принудительная самоизоляция, государственный патернализм, эгалитаристская иерархия, имперский синдром. Конечно, это не исчерпывающий перечень (в принципе, исчерпывающим может быть только аналитически сконструированный набор вариантов, например категорий социального действия у Т. Парсонса; всякий эмпирически полученный перечень остается «открытым»). Можно было бы, например, рассмотреть такие черты «человека советского», как «идеологичность» (и ее дополнение – равнодушие ко всякой идеологии), «гиперорганизованность» (спутником которой является аномия), принудительный «активизм» (и его теневая функция – отвращение к труду) и др. Выше выделены только те признаки интересующего нас культурно-исторического явления, которые в большей мере рассмотрены в данном исследовании и могут считаться ключевыми.

Каждая из них антиномична, она как бы содержит собственное отрицание: «нерушимая граница» и готовность ее перейти, надежда на государственную заботу в паре с лукавым недоверием по отношению к государству, в одно и то же время – признание государственной иерархии и ее отвержение («эгалитаризм»), этатизация национальной идентичности и фрустрация национального сознания в рамках суперэтнической (имперской) принадлежности. В каждом случае налицо некая парная связка демонстративной и латентной функций. Это не просто теоретические конструкты, не только инструменты логического анализа. В относительно стабильной ситуации доминируют явные, демонстративные компоненты названных выше парных категорий: изолированность, государственность, иерархия, имперская символическая идентификация. А в обстановке общественного кризиса латентная компонента каждой антиномии выступает на поверхность и превращается в мощный дестабилизирующий фактор.

Кстати, все перечисленные характеристики говорят скорее о принадлежности человека определенной системе ограничений, чем о его действиях. Отличительные черты советского человека – его принадлежность социальной системе, режиму, его способность принять систему, – но не его активность.

Искушение простотой

«Советский человек – простой человек». Атрибут универсальной простоты принадлежит как официальному, так и массовому классически-советскому сознанию. Это «вывеска», демонстративный символ противопоставления всему чуждому миру (включая и внутренний мир человека) как слишком динамичному, сложному, изощренному. В то же время это доминирующее изображение человека в «зеркале» пропаганды, это существенная черта идеологического проекта человека и – самое важное – это вполне реальный феномен советского мира. Он стал и остается таковым, потому что в императиве «простоты» совпадают различные тенденции: насильственное и самопроизвольное опрощение, адаптация и сопротивление. Выделим некоторые моменты полисемантичности концепции «простоты», составляющей сердцевину образца «человека советского».

Во-первых, простота выступает синонимом массовидности. Требование «быть как все», встроенное в культурный код социализированной личности, не означает коллективности или сплоченности (в дюркгеймовском смысле), это лишь ориентация на всеобщее усреднение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже