Время перемен. Том 2 (СИ)

— Мы всё поняли, — прервал перепалку их Марк, — Сколько ещё дней тебе дал Медный?

— Завтра срок.

— Тогда рассусоливать нечего, нужно делать, как говорит Олаф, раз никто больше ничего не придумал.

Йон ничего не ответил, только взял со стола нож с топором, подпоясался и вышел из комнаты.

…

Белый Ганс стоял прямо и глядел в глаза Медному так, словно ему нечего скрывать.

— Значит, говоришь, ты не крыса? — осклабился атаман, — Кто тогда?

— Йона спроси, мож, он и есть.

Тром заметил мелькнувшую неуверенность в осанке бандита, но Йон всё же взял себя в руки:

— Ты поручил мне отыскать, кто стучит на сторону, я это сделал. Дальше решай сам, атаман.

— Считаешь, твоей истории достаточно? Вдруг ты его оговорил?

В зал вошёл Олаф. Он держал за волосы красивую стройную женщину. Она не вырывалась. Казалось, воля её была напрочь сломлена, а острый нож у горла не давал ей пошевелиться.

— Что за балаган? — вскричал Медный, отчего его рот раскрылся шире, и три блестящих зуба показались громадными.

— Это шлюха Ганса, — громко ответил моряк, — Она всё расскажет.

— Ты чё, пытал её? — набычился Ганс, — Можешь заказывать себе деревянный ящик.

— Не ерепенься, крыса, — оскалился Олаф, — Я расклады знаю. Шлюха не перст атамана, её пытать может и простой боец, так что завали свою пещеру камнями и подожди, пока твоя подружка всё нам поведает. Ну, — он потянул волосы девки книзу, — Спой, птичка.

— Это я стучала косынкам, — отчаянным, паническим голосом пролепетала шлюха.

— Молчи, Берта, — сказал Ганс.

— Ты помолчи, — вкрадчиво сказал Медный, — Пацан дело говорит, шлюху пытать не западло. Мы слушаем.

— Я всё сказала.

— Не всё. На кой чёрт тебе сливать нас косынкам?

— Денег хотела.

— У Ганса мало денег? — Олаф чуть поддавил на нож.

— Я хотела больше.

— Зачем? — ещё внимательнее уставился на неё Медный.

— Наряды, марафет, цацки. Хотела больше. Больше, чем у любой другой. Чтоб каждый день новые.

— Как Ганса уговорила?

— Да его пальцем помани…

— Ясно, — Медный посмотрел на Олафа, — Ты слишком быстро разговорил её. Откуда ты?

— Серое братство. Может, слышал когда?

— Приходилось. Обещал ей что-нибудь? А то я хочу распотрошить её вместе с Гансом.

— Только лёгкую смерть.

— Ха-ха-ха, да ты шаришь! Мне нравится этот пацан.

Трома уже порядком утомил этот разговор, а раны болели всё больше:

— Атаман, нам бы бронёй разжиться. Кольчуги, шлемы, нагрудники. Ты тут главный, может кто по твоему слову такое достать?

Медный глянул на покачивающегося Трома:

— Тебе, я смотрю, они нужны больше всего.

— Ты чертовски прав. Так поможешь?

— Год назад мы повздорили с одним капитаном. Пришлось отобрать у него груз. Там была целая комната со всякой военной ерундой, но пацаны как напялили всё это, так и сняли — висит мешком, ходить невозможно. Наверное, на гигантов типа вас ковали. Спроси Угрюмыча, он с ребятками на складе моём вечно.

— Добро.

— А теперь казни их, Йон.

…

Белого Ганса и его шлюху повесили на ограде возле дома Медного. Пока их привязывали, вокруг столпился народ. «Смерть крысе», «Покажи нам крысиные потроха», «Режь давай уже» — то и дело раздавались выкрики толпы.

Трому и самому надоело ждать, от ран мутило, хотелось лечь, но он держался, чувствуя, что нельзя показывать слабость перед этими новыми людьми. Как нарочно, Йон не спешил. Он всё ходил вокруг да около, проверяя узлы и колышки, на которых висели жертвы, но пустить в ход нож никак не решался. Тром вдруг понял: бандиту неприятно. Настолько неприятно, что он не может заставить себя это сделать даже при всей этой толпе.

— Йон! — громко обратился горец к молодому бандиту, — Как считаешь, справедливо, если мы прикончим этих предателей? Как видишь, мне досталось больше всех…

— Я не против, — Йон посмотрел на него, а Тром увидел мелькнувшее во взгляде облегчение.

— Распотрошить, да? — он, покачиваясь от головокружения, но ни секунды не медля, приблизился к Гансу и, словно потрошил рыбу, воткнул нож ему в печень и резко дёрнул снизу вверх, наискосок, потом сразу отпрянул, чтобы не замараться кровью и всяким дерьмом ещё сильнее. Крик Ганса быстро превратился в стон.

Горец шагнул к бабе.

Та вперила взгляд в Олафа:

— Ты обещал.

Но Тром не привык тянуть — он всадил нож ей в печень и повторил движение.

Тогда Олаф отстранил его и с размаху всадил ей длинный нож под рёбра:

— Я своё слово держу, — ответил моряк, глядя в затухающие глаза шлюхи.

Тром обтёр нож о плечо стонущего Ганса и зашагал прочь, безуспешно борясь с головокружением.

…

— Тащи нормальное пиво! — верещал бандит на Эльзу, — Не то вылью это пойло тебе на голову! И рома тоже давай!

— Крепкое только за деньги, — ответила она, испуганно прижимаясь к стене коридора, — У Хмеля спроси.

— Хмеля тут нет и, если ты не притащишь мне рома…

Марк дал ему оплеуху, и бандит не удержался на ногах, расплескав пиво и ударившись носом при падении. Громила поднял его за волосы и припечатал к стене:

— Эта баба готовит нам. Если она не приготовит мне вовремя, я сожру твою печень.