— Отчего же? Вы, а не он, упражнялись изо дня в день, оттачивая навыки. Вы, а не он, терпеливо слушали мастеров. Вы, а не он, задыхались в учебных боях, обливаясь семью потами под маской и преодолевая сопротивление искусных соперников, попутно побеждая собственную лень. Так почему бы вам не воспользоваться плодами собственного труда и отваги и не употребить их себе на пользу?
Жерару нечего было ответить.
— Молчите, чёрт возьми? Потому, что я прав, и вы это прекрасно знаете. И в борьбе таких, как я и таких, как ваш дядя, по всей справедливости, я должен победить. Присоединяйтесь к нам, Жерар, — он указал на беседку, где слуги возились с трупом, — Сегодня мы сделали ещё один шаг к справедливости, эта смерть сослужит нам добрую службу. Но впереди множество таких шагов. Нам нужен каждый, кто почитает искусство фехтования, а такие, как вы, нужны втройне. Люди, подобные вам и Истеру — наша душа, наше сердце. Мы заслужили решать сами за себя. Заслужили кровью, потом и трудом.
Что мог Жерар на это возразить? Он сам не сумел бы выразить свои мысли лучше, чем это только что сделал Астарлоа.
Граф оглянулся по сторонам — он и не успел заметить, когда ушли все остальные, и они с мастером де Веттом остались в саду вдвоём.
Фехтовальщик положил руку ему на плечо:
— Хватит с вас тяжёлых дум. Идёмте, в конце концов, сегодняшний приём — в вашу честь.
В главном зале играла музыка. Столы отодвинули и пять пар танцевало посреди зала. Остальные же столпились возле стен. Он не видел среди танцующих Элизы де Керье и стал искать её глазами. Похоже, это не укрылось от взгляда мастера:
— Дама точно ждёт вас, — указал он на де Керье, стоящую чуть в стороне от основной толпы.
— У неё что же, нет ухажёра?
— Как видите, дорогой Жерар. Не тушуйтесь. Только представьте, каково бедняжке стоять там одной, когда остальные танцуют. Оставлять её так — высшая степень неучтивости.
Пожалуй, и в этом Жерар вынужден был согласиться.
— Позволите пригласить вас? — он подошёл к Элизе, и, не зная, куда деть руки, так и оставил их висеть плетьми по бокам.
Она присела в реверансе, протянула ему правую руку, он заключил её в свою, положил вторую ей чуть выше талии, как учила матушка, и тут на него повеяло запахом. Что это был за запах — нежный, волнующий, сам по себе являющийся вознаграждением — сразу и не объяснишь. Они закружили по залу. Ноги фехтовальщика компенсировали почти полное отсутствие опыта вальсирования на подобных приёмах — молодой граф не отдавил ей ногу и не наступил на платье, неся её сквозь воздух, как величайшую на свете драгоценность.
— Вы превосходно двигаетесь, — заметила она как бы невзначай.
— Спасибо, — он не знал, как продолжить беседу, и это тяготило, словно тяжёлая эспада после трёх часов занятий.
Но Элиза сама пришла на помощь:
— Как вам поединок?
— Побеждённый переоценил себя, нужно было действовать по-доугому. С таким выходом из атаки заколоть его, право, не сложно.
— Уверена, вы без труда расправились бы с обоими сразу.
Жерар почувствовал, как горят щёки:
— Почему вы так решили?
— Луиза рассказала мне о вас всё, что поведал ей брат. Он говорит, таких как вы в королевстве по пальцам перечесть. Уж в вопросах фехтования Истеру можно доверять больше, чем кому-либо, это знает весь высший свет.
Жерар почувствовал, как начали гореть ещё и уши. Ему захотелось вдохнуть полной грудью, но он испугался показаться бестактным и едва заметно дышал носом.
— Польщён столь лестной оценкой, — вот и все слова, на которые у него хватило дыхания.
— Могу я вас просить кое о чём?
«Она? О Чём она может просить меня?» — лихорадочно думал Жерар.
Поняв, что ответ затянулся, он, наконец, сдержанно произнёс:
— К вашим услугам.
— Я хотела прогуляться по вишнёвым садам завтра днём, вот только даме не пристало бродить одной, а позвать решительно некого — все подруги заняты. Вы не составите мне компанию?
— В какое время вы желаете там быть?
…
Жерар в тридцать восьмой раз прошёл вокруг клумбы, посреди которой возвышалась статуя Нири. Листва на деревьях не успела ещё пожелтеть вся, и сады стояли зелёно-жёлтые, яркие, уютные. До серого осеннего уныния оставалось ещё далеко.
Он в очередной раз пожалел, что не взял с собой наручные часы, подаренные матушкой. Эта баснословно дорогая вещь помогала определять время, не дожидаясь ежечастного трезвона из храма Троих, но после ужина в компании лейтенантов граф немного стеснялся своего богатства. Однако, по часам он смог бы определить, сколько прошло времени после назначенного срока.
В его голове неустанно роились мысли. Одна возможная причина сменяла другую: что, если она передумала или забыла, или появились срочные дела? Возможно, она попала в беду? Что, если перепутала день? И ещё множество всяких «если» показывались в его сознании, чтобы уступить место следующим, пока к статуе не подъехала открытая карета, в которой и сидела она.
Элиза ступила на брусчатку легко, словно это был сон. Жерар и руки ей подать не успел.