Время первых. Судьба моя – я сам…

– А что же мы будем делать, датчики-то не приклеишь? Только, смотрю, у тебя шерстистость больше, чем у того парня. Как же так? Как ты полетишь к дальним мирам?

С этой шерстистостью еще вот что было. Когда я потом готовился к полету, то нам отливали для каждого персональный ложемент. И раздевался человек догола, ложился в корыто, его заливали гипсом, температура 8–10 градусов. Потому что если бы вода была более теплая, гипс очень быстро твердел. Но даже при такой температуре он тоже быстро твердел, и надо было успеть вытащить человека, а то не успел бы выбраться.

Так что накануне я сказал:

– Слушайте, ребята, или давайте жидким мылом все смазывать, или давайте мы наденем легкий комбинезон из нейлона. Что вы дурака валяете? Ложишься, вначале такой холод, что можно воспаление легких схватить.

Это потом стали гипс другого качества применять, который можно было разбавлять водой температурой 20–22 градуса. Противно, но ничего, это вошло в классику. А тогда я все-таки победил, и стали применять нейлоновые комбинезоны. Но такие ограничения были, они зарубили пару мальчишек, которые очень шерстистые были.

А вот когда помещали в барокамеру, перед тобой находился щиток, а на щитке написана таблица, и красные цифры надо считать увеличивающим порядком, а черные – уменьшением: 1 красный, 49 черных, 2 красных, 48 черных и так далее. Потом на этом фоне включались еще музыка и помехи. И человек, а это очень сложно, должен был все это считать. И не сбиваться. Так они еще включали вспышки разрядные, чтобы в глаза били. А ты должен был продолжать: 2, 48; 3, 47… Проверка на интеллект.

Была практически зима. 15 октября выпал снег на полметра. И мороз – 15 градусов. Мы ходили в унтах, валенках, шубы были длинные… До четырех часов вечера шло обследование, а после четырех мы были свободны. На обследовании нас в центрифуге крутили, перегрузка головы – пятерка, шестерка, семерка, восьмерка… На восьмерке потерял сознание – нормально. Дальше – опять барокамера. 5000, 14000… Однажды нас четверых посадили, и мы начали орать песни. И пульс стал выше. Но мы хоть отвлеклись и очень хорошо прошли это исследование.

Большая нагрузка с записью кардиограммы на бегущей дорожке. Энцефалограмма. Электроэнцефалограмма. Определяли, затуманены мозги или не затуманены. Как альфа-ритм. У людей, склонных к эпилепсии, в альфа-ритме появляются другие частоты. Это на фоне общих нагрузок. И центрифуга, какую мы в полку, конечно, никогда не проходили… Короче, постоянные исследования под нагрузкой и сердечно-сосудистой системы, и всего, что только можно было придумать.

А еще – воздействие термокамеры. Плюс были отдельно исследования в камере тишины, где поменяют время, ты даже не знаешь. И смотрят, как человек реагирует. Смотрели компенсаторные возможности, как быстро человек может адаптироваться. И так каждый день – с утра и до шестнадцати часов. Потом – отдых, до ужина мы ходили по парку, рассуждали, спорили, что-то друг другу рассказывали.

Первая встреча с Королевым

Осенью 1960 года, в октябре, имела место встреча с «Главным». С «СП». Его больше никак не называли. Она состоялась в помещении Института авиационной и космической медицины. Это бывшая гостиница «Мавритания», где разворачивались события романа Льва Толстого «Воскресение». Это рядом с «Динамо». Из ресторана был сделан конференц-зал. Собрали нас всех, мы еще в форме были.

Приехал Сергей Павлович на «ЗИС-110». На нем были серое пальто и шляпа. Низко посаженая голова, глаза карие, колючие. Когда он зашел, нас увидел, так лучики доброты пробежали. Видно было, что мы понравились ему.

– Садитесь, орёлики.

Перед ним большой лист, на котором было написано, кто, что, как.

– Я хочу с вами поговорить, познакомиться поближе.

И он начал по порядку – Аникеев, встает Аникеев. Капитан Аникеев Иван Николаевич. Рассказывает про себя. Хорошо, спасибо. Быковский… Волынов… Дальше идет Гагарин. Встал Гагарин. Он на него смотрит. Видно было, что о нем он уже что-то слышал. Аникеев его так не заинтересовал с Быковским, как Гагарин. И у них началась беседа очень заинтересованная: как матушка, как отец, как что… Он с такой добротой, с улыбкой какой-то начал с ним говорить. Сергей Павлович, кажется, даже забыл, что есть еще остальные, а потом вдруг спохватился:

– Ладно, хорошо, садитесь…

И так со всеми. А еще он рассказал, что на следующий год мы начинаем работать. Имейте в виду, сказал, что космический корабль уже испытан, проходит наземные испытания. Вы его скоро увидите. А потом встал и ушел. Мы его проводили на улице. А я подошел к Гагарину и говорю:

– Юр, ты знаешь, по-моему, выбор сделан.

А он рассмеялся:

– Да брось ты, это тебе показалось…