Время первых. Судьба моя – я сам…

Но именно таким был Юрий Гагарин 4 октября 1959 года, когда я его впервые увидел. Наши впечатления с Циолковским очень совпали. Но то, что Циолковский говорил, об этом никто не знал. И что было делать? Надо лететь, но корабль один, тренажер один… Все двадцать человек готовиться не могут. И тогда совершенно гениально Сергей Павлович разделил: в первую группу вошли те, кто ниже 170 сантиметров, а остальных на второй план задвинули. У меня было 174 сантиметра, я из этой игры выскочил, но инструктором на корабле «Восток» вместе с Пашей Беляевым и Володей Комаровым остался – это очень помогло в подготовке. А в первую группу вошли Гагарин, Титов, Николаев, Попович, Быковский… Кто еще? Еще Анатолий Карташов был. Их шестеро было. А мы составили академическую группу. Я был старшим этой группы. То есть первая группа стала заниматься чисто подготовкой к полетам (шесть человек), а вторая, помимо подготовки, еще начала заниматься в академии Жуковского.

Инструкторов не было. Из нас самих их выбрали, мы сами стали инструкторами. Володя Комаров, Паша Беляев, Варламов и я стали инструкторами на корабле «Восток». Для меня это очень важно было, я хорошо знал корабль. Не макет, а уже корабль… Он стоял на заводе космической техники в нынешнем Королеве. А первый тренажер был в Жуковском. Его спроектировали в летно-испытательном Институте министерства авиационной промышленности.

Первым, как я уже говорил, ушел Анатолий Карташов. Многие его сослуживцы полагали, что ему помешали чрезмерно строгие требования к кандидатам – в последующих наборах таких сверхнагрузок уже не было, и Толя вполне мог бы претендовать на космический полет. Но в апреле 1961 года, за несколько дней до полета Гагарина, Карташова отчислили.

После Гагарина стал готовиться к полету Герман Титов. И тут у нас возник первый конфликт в коллективе. Ни с того ни с сего вдруг появился Григорий Нелюбов… По программе идет Титов, дальше – Николаев, Попович… И почему-то возник Нелюбов, хотя он даже не входил в эту первую шестерку.

А Юрий Гагарин тогда был везде приглашенным, и везде он вел себя абсолютно адекватно. Он улыбался, он радовался, он рассказывал обо всем, как что из космоса выглядит. И Нелюбов тогда начал заниматься спекуляциями всякими… Потом, когда я уже стал начальником первого управления, мне попалась в документах записочка, в которой было написано: «Я, Нелюбов Григорий Григорьевич, согласен сотрудничать – заниматься информативной деятельностью». Его подцепили на крючок, и он начал работать, быстро продвигаясь через товарищей. Он уже собирался перешагнуть готовящихся к полету Николаева и Поповича.

Он пошел уже по головам. Когда мы жили на центральном аэродроме, нам дали какие-то квартиры на Ленинском проспекте. У кого дети были – дали однокомнатные квартиры. А поскольку я и он были бездетные, мы жили в спортзале, и нам сказали: вот есть однокомнатная квартира на Ленинском проспекте и еще есть одна на Студенческой улице комната, в коммуналке. Я говорю ему: Гриш, давай потянем жребий, кому что достанется. Хорошо, потянем. Пошли на обед, после обеда я захожу в штаб, а где Нелюбов? А зачем он тебе? Я говорю, надо определиться – кому что… А мы, говорят, уже определились. Как это так? Да он пришел и сказал, что Леонов согласен. Но, простите, я никаких согласий не давал. Поймал его потом:

– Ну, Гриша, иди сюда, ты чего?

– А че? Хочешь жить – умей вертеться.

Я – ему:

– Хорошо, ты довертишься…

После полета Юрия Гагарина мы поехали отдыхать все в Сочи. Без жен, без детей… Как положено в армии. Мы там стоим, играем в бильярд. Нелюбов заходит:

– Дай кий, а то по морде дам.

– Гриш, ты что, с ума сошел что ли?

– Дай!

И мы выбросили его в окно. Он побежал: «Я вам покажу, вы еще узнаете!» Мы смотрим, ноги у него целы, все нормально. Я подхожу к Гагарину, а Юра уже был командиром отряда космонавтов, и рассказал об инцинденте: вот так и так, произошел такой случай, сейчас прибежит жаловаться, что мы его искалечили…

И тогда на собрании отряда постановили отчислить Нелюбова. Но его не отчисляют… Его, наоборот, суют вперед. Я тогда еще подумал, в конце-то концов, в чем же дело? Он, проходя вращение на центрифуге, теряет сознание раз, а его держат… Теряет сознание два, три, а его держат… Но потом стало понятно, почему… Кое-кому он уже был свой человек… Осведомитель…

В 1963 году произошел случай, связанный с нарушением режима. В субботу, после рабочего дня, ребята пошли в буфет на станцию Чкаловская и там засели. Выпили и сцепились с военным комендантом. Комендант не был настроен давать делу ход и готов был уладить конфликт. И комендант пришел, хороший был летчик-испытатель, списанный, награжден боевыми орденами, боевой летчик. Он попросил, зная кто это:

– Ребята, уходите отсюда, сейчас будут идти люди, вам это надо?

А Гриша ему отвечает: да пошел ты отсюда туда-то и туда-то…

– Хорошо, – говорит комендант, – я жду до девяти ваших извинений, а завтра в девять я буду докладывать наверх, в штаб ВВС…