Время подонков: хроника луганской перестройки

Осень в Луганске в этом года выдалась теплая и сухая. Хотя солнце в полдень заметно склонилось к горизонту, но его лучи пронзали все живое, неся всем жизнь, и вместе с нею – увядание. Тополя уже давно покрылись желтыми листьями, которые пока крепко держались на ветках, каштаны начали выбрасывать свои орехи, осыпались семенами акации. Листья их, хотя начинали желтеть, но все более и более наполнялись сухой зеленой краской. Зеленому осеннему цвету присуща увядающая сухость. Зато цветы в клумбах луганских парков и скверов расцвели живыми полнокровными красками, радуя взоры горожан. Но все-таки было видно, что природа насторожилась в сезонном переходе от бодрости к дремоте. Скоро должны пойти дожди, чтобы под их монотонный стук природа перешла к зимнему сну. Вот ветер прошелестел опавшими листьями. Будет день, бегущий по лужам. А потом дождь нарисует задумчивые линии слез на стекле. А небо – темная туча. А пока тепло и светло, – отчего и радость в груди. Как прекрасна осень в степном Луганске – медленно увядающие краски жизни.

Лена пережила развод, к своему удивлению, достаточно спокойно. Как она понимала сама себя – внутренне она была готова к нему давно, и ловила себя на мысли, что процесс развода с Семерчуком когда-то бы все равно состоялся. Дети выросли, она работает учителем в школе, отец всегда поддержит материально и пора заканчивать совместную жизнь с нелюбимым мужем. Когда в ее голове прокручивались воспоминания прошлого, то она понимала, что мужа не просто не любила, а ненавидела. Ненавидела зато, что он лишил ее первой любви. Сейчас она думала, что Николая любила всегда и рано или поздно, она бы пришла к нему со своей любовью. А встреча с Николаем на курсах повышения квалификации в Антраците, только ускорила процесс выяснения ее настоящей любви. Она ненавидела Семерчука еще зато, что напоил ее, никогда до этого не выпивавшую, и лишил девичества. Она не помнила процесс перехода девушки в женщину. Потеря девичества совершенного в пьяно-бессознательном состоянии угнетала ее. А она мечтала, что все будет не так. Это будет феерическое состояние любви, на радость любимому, и на память ей. Но все это прошло пошло и незаметно для ее тела, но с болью для души. И эта изнанка памяти мучила ее постоянно. Поэтому она на суде отказалась от притязаний на его деньги и алиментов. Так же суд, по ее просьбе, вернул ей девичью фамилию – Фотина.

Сложнее было на работе. Педагогические коллективы – клубок змей в море сплетен. Хотя внешне отношения, вроде бы, остались прежними, можно сказать, дружескими, но в коллективе Лену осуждали все, может за редким исключением. Особенно ядовито шипели те учительницы, которые сами не вышли замуж. Их возраст позволял им еще надеяться на встречу с мужчиной, но не больше. «Идиотка!» – перешептывались они, – променяла мужа, на женатика! А она ему не нужна?» Возрастные дамы не понимали, что идиот останавливается в своем развитии, а женщина – в своем возрасте. Сладостно даже в оговоре другого чувствовать себя моложе. Лена чувствовала неприязнь к себе, но делала вид, что ничего в ее отношениях с коллегами не изменилось.

Встретилась ей Тоня Захорошко. Встреча была неожиданной и Лена, прямо спросила свою бывшую сокурсницу:

– Что ж ты, Тоня, разболтала всем обо мне и Матвееве?

Испуганно бегающие глазки Тони выдали ее неприятную роль в распространении слуха о взаимоотношениях Лены и Николая. Ее лицо покраснело. Но подлецы краснеют не от стыда, а от удовольствия. И это состояние выдала ее мимолетная улыбка, скользнувшая по губам.

– Я только одной сказала, тоже нашей подруге. Это она разболтала…

Лена больше ничего не сказала ей, повернулась и ушла.

Встречи с Николаем продолжались. Были они не частыми – оба работали, да и места для встреч не было. Но один раз в неделю, днем, когда дочь была школе, они встречались на квартире у Лены. Никто из них не стремился прекратить любовную связь. Лена боялась остаться совсем одна, и ей был необходим близкий человек, пусть даже в ранге любовника. Выходить снова замуж при взрослых детях, она не считала возможным. Дети знают о ее любовной связи – папа постарался им все рассказать, но они прямо по этому поводу, не высказывались. Более того, Лене казалось, что дочь стала ее оберегать, что выражалось словесно в виде слов: «Мама, будь осторожнее, переходя дорогу. Не ходи допоздна, я тебя жду дома». Сын учился в Москве, но стал чаще звонить маме и спрашивать о ее здоровье. Но Лене было больно от их заботливых слов – она поняла, что дети жалеют ее. И ей было горько от мысли, что они ее считают несчастной.