Время подонков: хроника луганской перестройки

– Не знаю, как на дух, но у него жена – украинка. Но я пришел по более серьезному делу. Вышла книга Матвеева, – он показал книгу Кирисовой, – там написано о тебе. Очень нехорошо написано. Читай. Там и про других твоих соратников написано.

Кирисова стала читать книгу, открытую на нужной странице.

– Прочитала… Ну и, гад, он.

– Это не все. Вот другое место, где говорится о тебе.

Кирисова прочитала и предложила:

– Дай мне почитать книгу?

– У меня один экземпляр. Я хотел сделать ксерокс с нее.

– Я сама сделаю, – перебила его Кирисова, – у меня дома есть факс и ксерокс.

– Откуда он у тебя? – удивился Милюк.

– Мне дали, как руководителю провода УНА-УНСО, в Луганске.

Эта аббревиатура означала Украинская национальная ассамблея – Украинская национальная самооборона, – националистические группы украинских фашистов. А провод – это руководство на разных уровнях.

– Когда я пришла на занятия в форме УНА-УНСО, то выпустили в городе листовку: смотрите – это фашисты. Там была фотография моего мужа, тоже в форме. Тогда Матвеев поиздевался надо мной – фашисткой называл. Но скоро эта форма станет обычной для Луганска, как сейчас для Львова, и скоро я ему припомню все то плохое, что он сделал мне.

Милюку были неприятны слова Кирисовой в адрес Матвеева – все-таки они друзья, но он промолчал.

– Давай книгу?

Милюк передал ей книжку и подчеркнул:

– Только до завтра. Договорились.

– Конечно. Завтра в это же время и здесь же. У меня будет лекция.

Они говорили по-русски и Милюк спросил:

– Ты занятия проводишь на украинской мове?

– Только на украинской! – гордо ответила Кирисова.

– А в нашем институте, пока все преподают на русском.

– Так у вас ректорша, великодержавная шовинистка. Мне пора на семинар. До завтра! – попрощалась она с Милюком.

Он вышел на улицу. Шел мелкий холодный дождик – теплые дни, видимо, закончились окончательно. Осень полностью взяла природу в свои руки. На душе тоже было пасмурно – правильно ли он делает, что предает своего товарища? Но одновременно другая мысль крутилась в мозгах – предать трудно только в первый раз, а потом на этом можно неплохо зарабатывать. А он хочет выгоды, материальной, – это главное. Эта мысль о заработке его успокаивала.

На следующий день, он пришел к Кирисовой. Она отдала ему книгу. Черные глаза ее задорно блестели – Ольга была готова к борьбе – борьбе за утверждение украинской идеи на исконно русской территории.

– Я прочитала, сделала три ксерокса. Уже дала почитать другому, кого упомянул Матвеев. Он возмущен. Еще вчера я сообщила в Киев о книге. Она издана в Днепропетровске. Служба безопасности должна изъять книгу. Установят, где она находится: в типографии или издательстве. Так что книга далеко не пойдет. Я еду в Киев, лично буду разбираться с теми, кто подготовил Матвеева к борьбе против Украины. Таких надо выжигать каленым железом из святой земли! – и черные глаза Кирисовой высекли искры огня – жестока, не попадись на ее пути. А какие фразы – девиз фаната! Фанатик готов умереть за то, чему никто не угрожает. Украинские фанатики превратили свою точку зрения в точку опоры. И неплохо зарабатывают на этой идее.

Разговор был короткий и Милюк вдруг почувствовал облегчение – он может оказаться в тени этой раскрутки, а впереди пойдет светиться Кирисова. Ей и факел в руки! Но, если она все раскрутит, то ему ничего может не достаться? Надо тоже срочно ехать в Киев, но действовать отдельно от нее.

Он шел по улице и увидел, идущего навстречу, Семерчука. Встреча была неожиданной. Милюк знал о романе Матвеева с его женой, поэтому надо было быть осторожным в разговоре с Семерчуком. После рукопожатия и дежурных вопросов, – как жизнь, Милюк решил сообщить об аресте Матвеева. Такое напоминание было бы радостью для Семерчука, хотя замешано на ненависти.

– Ты знаешь новость? – спросил Милюк.

– Новостей много, – уклончиво ответил Семерчук, – а, ты, какую для меня приготовил?

– Новость такого рода… – замялся Милюк, но решился сказать, – Матвеев арестован за убийство женщины.

Семерчук действительно был поражен этим известием, что вначале не мог ничего сказать. В его голове пронеслось: «Но Лена – жива. Жаль, что не ее он убил». И он, заикаясь, уточнил:

– А какую женщину?

– Толком неизвестно. Это произошло в Киеве, во время выступления молодежи против правительства. Здесь мало, что известно. У меня командировка в Киев с завтрашнего дня – соврал он насчет командировки, – поеду, может что-то узнаю.

Надо было как-то обосновать свою поездку, поэтому и прозвучала ложь. Все равно он эту ложь проверять не будут. Семерчук молчал, раздумывая, потом стал объяснять причину своего появления в Луганске.

– Я уезжаю жить в Канаду. У меня сейчас жена канадка, – пояснил он, – а сюда приехал попрощаться и уточнить некоторые деловые вопросы. Дети не возражают против моего отъезда, – он глубоко и, как показалось Милюку, огорченно вздохнул. – А за убийство ему много могут дать? – неожиданно спросил он.

Милюк вспомнил, что говорил следователь и ответил:

– Говорят, может быть, пожизненный срок. Но не менее пятнадцати-двадцати лет.