Время подонков: хроника луганской перестройки

Ректор недовольно поморщилась при ответе Милюка, зная его двойственную натуру – сегодня нашим, завтра – вашим, но продолжать разговор не захотела:

– Мы со следователем договорились, что занесем характеристику им. Будьте готовы, что вас будут спрашивать о Матвееве другие следователи, которые приедут из Киева.

– Будем говорить все, как есть, – ответил двусмысленно Милюк.

– Но только правду, – подчеркнула на прощание ректор.

Милюк, находясь в здании милиции, позвонил с их служебного телефона на первом этаже следователю и тот вскоре пришел. Они зашли в служебную комнату для посетителей и Милюк отдал характеристику, подписанную ректором, а потом свою, без подписи.

– Эта моя характеристика Матвеева, работающего на моей кафедре, – подчеркнул он.

Следователь глазами сравнивал тексты и задал Милюку вопрос:

– А почему вы не указали, в основной характеристике с печатью, данные о его критической деятельности против Украины?

– Понимаете ли? Ректор наша тоже придерживается таких же взглядов, как Матвеев и она бы потребовала убрать критические замечания, иначе не подпишет характеристику.

– Я знаю ее позицию, – следователь задумчиво посмотрел на Милюка – сталинский стукач, в недрах независимой страны. Но этого не сказал вслух, а попросил, – подпишите свою характеристику.

– Но она будет без печати.

– Пусть. А без подписи будет анонимка, а на них вообще не обращают внимания. Поэтому подпишите.

Милюку не хотелось подписывать, но без подписи – анонимка, а этого он не учел раньше. И он попросил следователя:

– Только одна просьба – не надо, чтобы моя фамилия, кроме этой бумажки, фигурировала в делах.

– Я о вашей просьбе напишу в сопроводительном письме.

Милюк поставил свою подпись и спросил следователя:

– А большой срок могут ему дать?

– Если докажут убийство, – то большой. Убитая, как можно понять, активный политический деятель. Возможен пожизненный срок. В любом случае, пятнадцать, а то и двадцать лет.

– А если будут смягчающие обстоятельства?

– За успешные преступления, не наказывают, – произнес следователь непонятную для обычного человека фразу и попрощался с Милюком.

Милюк раздумывал, что же делать дальше. На деле Матвеева можно продвинуться в карьерном росте, а это всегда деньги и не только заработная плата. Единственное, что его смущало – все ли он сможет сделать в рамках приличия. Чувство, максимально затрудняющее карьерный рост, является чувство собственного достоинства. Как-никак он знаком с Матвеевым уже больше двадцати лет. Вместе, будучи студентами, а потом, уже совместно работая, они решали много общих дел, иногда, и не совсем приятных, о которых даже не стоит вспоминать. Но теперь можно на его ошибке выдвинуться самому – только проявить гражданское мужество, правда, в национальном проявлении. В этом мире невозможно быть порядочным со всеми, решил Милюк и грех не воспользоваться ошибкой, даже своего близкого товарища, для своего благополучия. Жить хорошо – это естественное состояние человека, которое подминает под себя все нормы морали. И Милюк решил показать книгу тем «освидченным» людям Луганска, которых описал Матвеев в своей книге.

На следующий день он пошел в педагогический институт, чтобы встретиться с Кирисовой. Ее «просветительскую» деятельность на ниве незалежности державы, более полно описал Матвеев. Ольга была на работе, но пришлось подождать, пока шло занятие. Они знали друг друга давно, и поэтому она игриво поприветствовала его:

– Что тебя привело к нам?

Темпераментная и любвеобильная Оля, при виде представительного мужчины, часто говорило двусмысленно – и личное, и гражданское часто у нее были неотделимы. Вот и сейчас она жила с очередным мужем, прожженным националистом, который любил выпить, да и побить свою сожительницу. Но она стойко делила трудности семейной жизни, в ожидании нового мужа. Но возраст сказывался, и мужа становилось найти все труднее – все-таки уже сорок лет. Вот и сейчас, она давала непонятный, но призывной сигнал самки Милюку, – он красивый мужчина, и грех не показать ему свою доброжелательность. Но Милюк был настроен по-деловому и сразу ответил:

– Оля! Я к тебе пришел по очень серьезному делу. Ты знаешь, что Матвеев арестован в Киеве?

Кирисова была на месте трагедии и видела арест Матвеева, но говорить о том, что она видела – пока было рано.

– Слышала, что арестован, – дала она уклончивый ответ.

– Он совершил убийство, – Милюк облизнул губы, – какой-то женщины, которая пыталась вразумить его в осведомленном духе.

А вот этого Кирисова не знала. Она помнила, что женщину, которая была вместе с Матвеевым. Ее пронзил острым трезубцем парнишка из рядов украинской самообороны. До Кирисовой стало доходить – так в убийстве обвиняют Матвеева, а не мальчишку! Очень хорошо! Теперь этот враг незалежной Украины и ее лично, будет нейтрализован и, возможно, на долгое время. И она ответила, будто бы не видела, что тогда происходило тогда, на улице:

– От него этого можно было ожидать. Он на дух не терпит украинского.