Время подонков: хроника луганской перестройки

– Снова же, благодаря тебе – я не замужем. Не буду скрывать, ты все понимаешь, я любовница своего начальника. Учусь, получила квартиру. Но не замужем. Меня секретарь всегда берет в командировку. В Киеве у него мало времени для меня – работа, семья. И сын у меня уже вырос – не могу представить, чтобы рядом с ним появился чужой мужчина. Так что в личной жизни у меня полный тупик. Пока будут только любовники. Я тебе Рома все открыто говорю, как старому другу. Все как есть. – И Галина горько усмехнулась.

Роман заметил горечь в словах Галины, и ему захотелось ее как-то успокоить:

– Галка! Я верю, у тебя все еще наладиться… Может, мы сегодня встретимся… – Роман не уточнял где и как.

Галина распрямилась, и глаза ее гневно сверкнули:

– Не называй меня больше Галкой. Не хочу вспоминать прошлые времена. Галя, Галина. Так обращайся ко мне! И никогда не смей мне больше предлагать возвращения к прошедшему. Я сейчас не дешевая проститутка, а женщина при должности. Ты мне нравился, но поезд для нас ушел…

Роман трусливо замолчал. Больше вспоминать прошлое было нельзя, и так разбередил ее душу. Он должен прикинуться обиженным на судьбу:

– А у меня сплошные неудачи. Вот освободят первого и меня тоже, – начал Роман, понимая, что надо жаловаться на свою горькую участь.

– Кто ж тебя туда посылал? – с осуждающим участием спросила Галина. Она была в курсе дела, приведшего к смене руководства обкома.

– Сам первый и посылал. Вот и сделали козлом отпущения.

Выражение «козел отпущения» уже закрепилось за ним в кулуарных кругах обкома.

– Неужели ты до сих пор не понял сущность партийной жизни, да и вообще нашей руководящей элиты. Это люди без стыда и совести. Поверь мне, я за два года в верху на них нагляделась. Здесь все друзья до поры до времени. Стоит только совершить ошибку, так эти же друзья тебя закопают.

Разговор пошел в нужном для Романа русле, и нужно было его поддержать:

– Знать-то это, я знал. Но партийная дисциплина не позволяет перечить старшему.

– Это нас губит и погубит…

– А ты не можешь чем-то помочь мне?

И Галина неожиданно для него согласилась:

– Попробую тебя еще раз выручить, хоть ты этого не заслуживаешь. Но я больше ненавижу тех, которые портят жизнь не только отдельным людям, но и всему народу. Я сегодня поговорю с Енченко, чтобы он вычеркнул твое имя из этого дела с журналистом. Только пойми – я ничего не могу полностью обещать, но я попробую.

Она замолчала, и Роман понял, что пора заканчивать разговор:

– Спасибо тебе. Я всегда знал, что у тебя добрая душа…

– Только к тебе. Я все-таки тебя, хоть ты и негодник, любила. И это чувство сейчас у меня перебороло неприязнь к тебе.

Разговор был закончен, и они пошли к лестнице, где расстались.

А следующим утром начал работу пленум обкома. Енченко, плохо выговаривая слова, мямлил о недостатках обкома по перестройке работы, особо остановился на случае с журналистом, приведшем его к смерти, подчеркнул, что это недоработка Столяренко. Роман ждал, когда он назовет и его фамилию, но Енченко о нем и не вспомнил. Что-то говорил о дальнейшем развитии социалистической демократии. Роман злился: «Сорок лет на этой работе, но так и не научился выступать!» И когда цековский секретарь закончил выступление, то Семерчука возникло чувство благодарности к Галине Давыденко. Наверное, она уговорила Енченко, чтобы он не трогал Романа. Она присутствовала на пленуме, Роман ее видел, но не подошел к ней. Потом начались выступления – вялые, но самокритичные, где каждый ставил себе и обкому политические задачи по развитию демократии. Когда объявили выступление Семерчука, то он быстрым шагом пошел к трибуне. Пытался говорить сдержанно, но иногда прорывалась злость на Столяренко. И в отличие от других выступающих он сказал, что очень хорошо, что областную партийную организацию возглавит человек, родившийся и выросший на Донбассе. Он не смотрел на президиум и поэтому не видел устало-укоряющий взгляд Столяренко, который будто говорил: «И ты здесь, Брут! А получил ты от меня более, чем другие». Потом Енченко предложил от имени ЦК освободить Столяренко от занимаемой должности, и все дружно проголосовали «за». Рассказал о новом кандидате Полякове, который некоторое время работал секретарем обкома в западной области, и предложил проголосовать за него. Все дружно проголосовали «за». Пленум закончил свою работу и в душе Семерчука пели трубы – он остается на занимаемой должности.

В коридоре он подошел к Галине, которая стояла и разговаривала с несколькими знакомыми. Улучив момент, он бросил ей:

– Спасибо, Галина!

Она улыбнулась в ответ и шепнула ему на ухо:

– Всю ночь старалась, ради тебя негодяя. Живи и помни. Прощай.

И снова стала разговаривать со своими знакомыми. Подошел Фотин, который видел, как Семерчук разговаривал с Галиной, и пожал ему руку:

– Помнишь, я говорил, что все обойдется. Обошлось, но молодец, вовремя подстраховался.

Что это за страховка, он не пояснил, но Роман понял, что тесть обо всем догадался. Теперь надо было уйти в отпуск, чтобы все, что связано с последними событиями, улеглось. Так решил Роман.