– Договорилась и меня отпускают на три часа. Поедем!
Они двинулись к выходу, но одновременно навстречу из входной двери вошла фигура какого-то мужчины. Он резко остановился, глядя на Кирисову и Семерчука. Роман не приглядывался к нему, находясь в упоенном состоянии скорой любовной утехи. Но мужчина вдруг обратился к Кирисовой по-украински:
– Ольга! Здравствуй!
Кирисова остановилась, вглядываясь в вошедшего мужчину, и вдруг восторженно вскрикнула:
– Зорян! Видкиля ты прибув? – Она перешла на украинский язык, и Семерчук понял, что мужчина с западной Украины.
Кирисова бросилась к Зоряну, обняла за шею и страстно поцеловала в губы, не обращая внимания на Семерчука и других присутствующих. Роман стоял рядом и не знал, что делать. А они быстро перебрасывались словами, из которых Семерчук понял, что мужчина только что приехал в Луганск и сразу же бросился разыскивать Кирисову. Наконец, Оля поняла, что надо бы, стоящим рядом мужчинам, объяснить кто же они?
– Зорян! Знакомься – мой товарищ по институту Роман. А это – Зорян Дзюк, руководитель провода руха на Украине, – и Кирисова затараторила, и как понял Семерчук, эти разъяснения предназначались ему. – Ты, Зорян, хочешь разъяснить ситуацию с моими выборами у вас? Что еще хорошего?
Дзюк свысока посмотрел на Семерчука, хотя Кирисова не представила место его работы. Он, видимо, понял ситуацию, – Ольга остается с ним, а у Семерчука, как говорится, получился облом.
– Да, моя зозулечка, зараз введу тебя в курс дела. Но у меня документы и материалы остались в номере гостиницы, поехали туда. Надо поймать такси.
Семерчук поморщился, когда Дзюк, назвал Ольгу зозулей-кукушкой – такое сравнение ему не нравилось. Но он понял, что здесь он не нужен и может ехать дальше проверять участки – не получилось сексуальной паузы. Кирисова обратилась к Семерчуку:
– Рома, извини, но у меня важные дела с Зоряном. – Потом обратилась к Дзюку. – У меня три часа времени, успеем обо всем поговорить?
– Успеем, успеем! – торопливо ответил Дзюк, – пойдем, швыдко поймаем такси!
Но Кирисовой в голову пришел более эффективный план. Призывно блеснув черными цыганскими очами на Семерчука, будто обещая себя на будущее другу студенческих лет, она попросила:
– Рома! А не мог бы ты нас довезти до гостиницы «Луганск»? Это тебе по пути домой… – пояснила она, томно-сексуально, закатывая глаза. Но этот взгляд своей подруги по политической борьбе, Дзюк не видел – он стоял за ее спиной.
И неожиданно для себя, может быть под воздействием ее любовных чар, Семерчук ответил:
– Без проблем. Довезу. Я уже и так собирался домой.
Но внутренне его брало зло – выхватил галициец кость прямо из его рта. Но, ладно, он еще ему наставит вместе с Олей рога. Этим успокаивал он сам себя.
В машине ехали молча. Попутчики сели на второй ряд и он их не видел даже в зеркало, но слышал их страстные поцелуи и тяжелые, в предчувствии необузданной любви, вздохи. Но это уже его не касалось. И он злился, обзывая в своем мозгу Кирисову, разными словами: сучка, стерва, курва и еще более откровенными, правописание которых, не употребляется при письме. Но потом стал успокаиваться размышляя – чем хуже у женщины репутация, тем больше мужчин желают с нею познакомиться. А Оля Кирисова со своей репутацией – далеко пойдет!
Они вышли у гостиницы, бросив Роману на прощание слова: «До встречи!» и пошли на подземный переход на Советской и Оборонной, что перейти на ту сторону улицы, к гостинице. А Семерчук поехал в обком. Там, раздевшись в своем кабинете, он взял какую-то папку со стола, чтобы выглядеть работающим человеком даже в воскресенье и пошел к Бурковскому. Тот разрешил войти, где уже сидели, такие же, как и он, уполномоченные обкома по референдуму. Уполномоченные говорили вяло, и когда подошла очередь Семерчука, он коротко сказал, что нарушений не отмечено. Бурковский, выслушав всех, устало произнес:
– Нарушений, по-вашему, нет, а вот разрушение – началось, – он не стал пояснять, что это за разрушение и пока не все поняли это разрушение. – Давайте, поступим так: я не стану вас задерживать, тем более день выходной, а завтра подготовьте небольшие справки о том, что видели на избирательных участках. Договорились?
Все были согласны и, облегченно вздохнув, пошли из кабинета секретаря. Семерчук сел в машину и поехал в гараж. В душе крутились противоречивые мысли: зачем надо было проводить этот референдум? Можно было более приятней провести день, с досадой вспоминал он Олю Кирисову. А потом появилась мысль – она же идейный враг, националистка… Можно ли иметь с ней что-то совместное, прилично ли это будет? И он приходил к оптимистическому выводу – своими ногами женщина способна раздвинуть любые рамки приличия. И эти ноги женщину не только кормят, как волка, но и позволяют доить разных козлов. Даже если козлы из противоположных политических сил. Недаром в наших парламентах так много симпатичных депутатш-доярок!