Время предательства

– Но о родителях кое-каких гадостей ему пришлось наговорить, – продолжила Рут. – Все, конечно, в самых вежливых тонах на тот случай, если они прочтут, и я подозреваю, что они прочли. Или им кто-то прочел.

– Почему вы так говорите? – спросил Гамаш.

– Судя по тому, что он пишет, они были невежественные и глупые, как ослы. И жадные.

– На чем это основано?

– Они практически продали детей правительству, а когда деньги кончились – обиделись. Решили, что им причитается больше.

Старший инспектор Гамаш и сам обнаружил кое-какие сведения на этот счет. Родители получили большие деньги (точнее, большие для Исидора Уэлле по тем временам) под видом выкупа их фермы за сумму, в сто раз превышавшую ее реальную стоимость.

Нищий фермер купил выигрышный лотерейный билет в виде своих фантастических дочерей. И ему оставалось только продать их государству.

Еще Гамаш читал письма. Много листков, исписанных старательным почерком. Их писали на протяжении многих лет. Родители требовали возвращения дочерей, утверждали, что их обманули. Угрожали обратиться к общественности и рассказать, как правительство похитило у них детей. Исидор даже взывал к памяти брата Андре, который, и будучи мертвым, оставался символом Квебека.

Читая письма, Гамаш поражался тому, что Исидор Уэлле на самом деле хотел не возвращения девочек, а еще больше денег.

Читал он и ответные письма супругам Уэлле из недавно образованного правительственного Совета по защите детства. Хотя и написанные чрезвычайно вежливым языком, они содержали ответные угрозы.

Если Уэлле откроют рты, то правительство сделает то же самое.

А правительство могло много чего сказать. Оно тоже вспоминало брата Андре. Святой, казалось, играл в обеих командах. По крайней мере, команды на это надеялись.

В конце концов письма от Уэлле сошли на нет, но тон последних становился все более душераздирающим, более требовательным. Умоляющим. В письмах говорилось, что Уэлле имеют права и потребности.

А потом поток писем иссяк.

– Констанс не говорила вам о своих родителях? – спросил Гамаш.

Они делали уже второй круг по деревенскому лугу. Гамаш посмотрел на Анри, который держался у его ног, но не сводил глаз с Розы. На его морде появилось удивительно глупое выражение.

«Возможно ли такое? – спросил себя Гамаш. – Нет. Конечно невозможно».

Он еще раз украдкой посмотрел на Анри, который по-прежнему ронял слюну, поглядывая на Розу. Непонятно было, хочет ли пес сожрать Розу, или он влюбился в нее.

Гамаш решил не выяснять намерений Анри. Уж слишком многое тут зависело от того, как сложатся звезды.

– Неужели ты и в самом деле настолько глуп? – возмутилась Рут. – Я вчера сказала, что знаю, кто такая Констанс, но мы с ней об этом не говорили. Ты что, вообще не слушаешь?

– Ваши блистательные речи? Да кто же их может не слушать? И я тоже слушал внимательно, просто я подумал, а вдруг Констанс что-то рассказывала вам, но, увы, не рассказывала.

Рут скосила на него свои голубые глаза, слегка помутневшие, но острые. Словно нож в холодном мелком ручье.

Они остановились перед домом Эмили Лонгпре.

– Я помню, как приходил сюда к мадам Лонгпре, – сказал Гамаш. – Она была удивительной женщиной.

– Да, – ответила Рут.

Он ждал еще какого-нибудь язвительного добавления, однако такового не последовало.

– Приятно видеть, что там снова горит свет и из трубы идет дымок, – сказала Рут. – Дом слишком долго пустовал. Его построили для людей. – Она посмотрела на него. – Он хочет общества. Даже такого банального, как твое.

– Merci, – слегка поклонился Гамаш. – Вы позволите мне заглянуть к вам попозже и взять книгу?

– Какую книгу?

Гамаш с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза.

– Книгу доктора Бернара о пятерняшках Уэлле.

– Она тебе еще нужна? Тогда лучше заплати за нее библиотекарше, если уж она решила переименовать свою библиотеку в магазин. Это не противозаконно?

– À bientôt, тренер, – сказал Гамаш и проводил взглядом Розу и Рут, которые захромали к соседней двери.

Анри опозорился, заскулив, как щенок.

Гамаш потянул за поводок, и пес неохотно последовал за ним.

– Я-то думал, что ты влюблен в подлокотник нашего дивана, – сказал старший инспектор, когда они входили в теплый дом. – Непостоянное животное.

Тереза сидела в гостиной перед камином, читая старую газету.

– Пятилетней давности, – сказала она и сложила газету. – Но если бы я не посмотрела на дату, то решила бы, что она сегодняшняя.

– Plus ça change…[38] – начал Гамаш.

– Сколько ни меняй – все одно и то же будет, – закончила Тереза, потом задумалась. – Вы тоже так считаете?

– Нет, – сказал он.

– Вы оптимист, месье. – Она подалась к нему и шепотом призналась: – Я тоже не верю.

– Кофе? – спросил Гамаш и отправился в кухню, где налил кофе им обоим.

Тереза тоже пришла в кухню и прислонилась к мраморной столешнице.

– Чувствую себя не в своей тарелке без моего телефона, электронной почты и ноутбука, – призналась она, обхватив себя руками.

Ее голос звучал как у наркомана в завязке.

– И я тоже, – сказал Гамаш, подавая ей кружку с кофе.

– Когда вы приезжаете сюда вести следствие, как вы соединяетесь с внешним миром?