Время просить прощения

Залпы стали реже. Раз нас убавилось, нужно стараться двойне. Пытаюсь поймать хоть одного немца на мушку, но начинаю вновь паниковать. Отчего? Да не знаю, кого выбрать, растерянность полная, вожу стволом, как дурак – лесиной, а выстрелить не могу. Рядом противно чавкают пули, впиваясь в землю вокруг меня, и тут приходит осознание: «Какого хрена ты выбираешь? Стреляй в того, кого лучше видишь!» И я стреляю. Человек в серой шинели, двигающийся в полусогнутом состоянии, внезапно разгибается и валится на землю.

«Это что, я его?» Размышлять дальше не могу, слева и справа от упавшего идут другие враги. Черт, затвор дернуть нужно! Смещаю чуть винтовку, но выстрелить не успеваю. Тот немец, в которого я целился, падает убитым. Кто-то меня опередил. До врагов буквально метров пятьдесят, паника нарастет: а вдруг патроны кончатся, когда они подойдут к окопу? Стреляю еще раз, затем еще. Не успеваю заметить, попадаю ли я, все как в дурном сне. Все, патроны кончились. Шарю по поясу, нахожу подсумок. Дрожащие пальцы еле-еле пролезают внутрь, чтобы выцарапать обойму. Затвор сытно чавкает, а немцы уже в двух шагах. Отчетливо вижу, как один из них направляет на меня ствол своей винтовки, и я окончательно туплю. Мгновение, ничего не происходит, еще одно. Немец поднимает винтовку и смотрит на нее…

«Дурак, у него патроны кончились, стреляй!» – орет кто-то у меня в голове, и я стреляю. Так близко увидеть, как падает застреленный тобой человек, тяжело. Пусть он трижды враг, но человеком-то он от этого не перестал считаться.

– Слева! – орет кто-то и выводит меня из оцепенения.

Слева от меня в окоп прыгает фашист, метра три до него, винтовку я направить не успеваю. Немец бьет меня по оружию, не давая повернуть, а сам поднимает свою, беря меня на прицел. Делаю странную вещь, просто падаю вниз, и слышу выстрел. А за ним еще один. Смотрю в сторону врага, а тот падает чуть не на меня. Уф-ф-ф, слава богу. Больше немцев в окопе нет, поднимаюсь и снова начинаю стрельбу. Попадаю или нет, неважно, главное, стрелять, может, немцы тоже испугаются, не железные же они.

Все-таки фрицы и правда оказались обычными людьми и отступили. Минут через двадцать после того, как стих последний выстрел, нас обработали из минометов, это командир так сказал. Больше в этот день немцы не лезли, и мы смогли немного залатать раны. Что удивило, в отличие от прошлых моих походов на войну, даже царапины не было. Ну и хорошо, коли так. Командир вот тоже так сказал, ага, поинтересовался было.

– Потери большие, но выстояли. Держись, браток, пока мы тут стоим, за нашими спинами людей эвакуируют, женщин, детей, стариков. Если бы не мы, неизвестно, что с ними сталось бы, немец ведь, он как зверь…

Наконец я узнал, что стою тут непросто так, по чьей-то прихоти, а людей спасаю. Даже приободрился чуток, веселее стало. Когда знаешь, что делаешь хорошее дело, становится приятно на душе. Нет, умирать-то, конечно, не хочется, но все же осознавать, что важен даже такой маленький человек, как ты сам, всегда приятно. Ведь отступи я, за мной еще кто-то, и сколько может погибнуть простых людей? А теперь я воодушевлен, ведь, наверное, каждая минута в бою – это чья-то спасенная жизнь в тылу.

– Чего посуду не приготовил, тебе в каску горячее положить?

– Я чуток задремал, а разбудил меня какой-то боец с огромным половником в руках.

– Ч-чего? – я заикаться, что ли, начал.

– Котелок давай, говорю, уснул?

А, так это еду притащили?! Как вовремя, а то мне уже ресторан снился.

Накидав мне чуть не целый котелок какого-то варева, повар исчез вместе с бидонами, оставив только полбуханки хлеба и два яблока. Внешний вид пищи был не очень привлекателен, но запах разыграл во мне воображение. Вытащив ложку из-за голенища (да, знаю, что все туда пихают, вот и у меня там оказалась), ковырнул чуток горячего и попробовал на запах. Классно пахнет! Кончиком языка, дурень, как будто меня тут травить станут, я опробовал пищу и, елки-палки, не заметил, как слопал все! Да я в жизни столько не ел никогда, куда хоть влезло-то? Присел на дно окопа, откинул голову к стенке и мгновенно уснул. Даже сообразить не успел, можно ли спать, просто вырубился.

Снов не было, вообще никаких, просто был вечер, а когда вновь открыл глаза, уже ночь. Из-за той позы, в какой я уснул, затекло все тело, еле заставил себя встать без крика. Потянулся, все косточки недовольно хрустнули, но стало даже приятно. Беспокойство внизу живота накатило внезапно и сильно, хотел было рукой прихватить, боясь, что не сдержусь. А вот и главная проблема: а куда, извините, поссать-то? Искать отхожее место просто не стал, а рывком выскочив из окопа, чуть отбежал назад. Правда, остановился внезапно, в темноте упав в воронку, но, недолго думая, стащил портки и тут же облегчился. Причем по полной программе. Конечно, это ж не кино, в котором у солдат патроны не кончаются, есть они не хотят и в туалет не ходят, зачем? Реальность же такова, что все естественные надобности необходимо справлять, иначе штаны ненадолго останутся сухими.