Грекофилы мало того что зовут вернуться к греческим корням нашей традиции, но еще формулируют доктрину о России как главной защитнице мирового православия. Во многом это они, греко-филы, вдохнули в царя и патриарха Никона мысль освободить Царьград от магометан, водрузить снова Крест на святую Софию. Это была мысль о России как Вселенском православном царстве, в котором Русская Церковь должна занять главенствующее место, а страна – стать «новым Израилем». Никогда, наверно, ни до ни после в нашей истории национальное и религиозное чувства – а они у нас всегда связаны – не достигали таких сложных высот, не ставили мессианских задач такого масштаба. Было ли осуществимо задуманное? Дело не в этом. Дело в том, что само формулирование таких целей говорит о состоянии государственной и народной души этого периода.
Сам царь Алексей Михайлович был убежденным грекофилом. В переписке с восточными патриархами он вполне определенно высказывал цель привести русскую Церковь в полное единение с греческой. Там же видны политические взгляды царя, его самоосознание как наследника Византии, защитника всего православия, который, быть может, освободит христиан от турок и станет царем в Константинополе. С Востока поддерживали планы царя. Так, в 1649 году патриарх Паисий, приезжая в Москву, на приеме у царя прямо высказал пожелание, чтобы Алексей Михайлович стал царем в Константинополе:
Положение греков в Османской империи этой поры было правда плачевным. И в идее царя, конечно, присутствовало еще чувство прямой христианской обязанности защитить угнетаемых, гонимых братьев.
Немецкий философ Шубарт только в XX веке сформулировал:
Сил бы, может, на этот своего рода «православный крестовый поход» и хватило. Но подход грекофилов и их последователей был такой: чтобы возглавить мировое православие, надо приблизиться к нему. А наша Церковь слишком-де удалилась от греческих традиций. Так была спровоцирована церковная реформа 1653–1667 годов. Началось согласование наших книг с греческими.
Русская Церковь стремительно «огречивается»: Патриарх переодевает духовенство в греческое платье. Правда, позднего образца – того, что греки стали носить уже после османского пленения. Так в русской Церкви появляются, например, камилавки – греческие духовные лица начали носить их при турках, сама форма восходит к турецкой феске, – и рясу с широкими рукавами, также отражающую турецкий стиль одежды. Вслед за греческим духовенством русские священнослужители и монахи начинают носить длинные волосы – греки их стали носить тоже только при турках, потому что длинные волосы в Османской империи были знаком светской, а не духовной власти. А при турках духовенство оказалось облечено и светской властью – империя наложила на них административную ответственность.
Следы этих больших перемен и великого духовного настроения эпохи остались на нашей земле и теперь.
Афон и Иерусалим на Русской земле
Чудотворная Иверская икона Божией Матери – главная святыня Афонской горы. По преданию, когда икона сама исчезнет отсюда, значит, пришло время и инокам бежать, покидать гору. Наступают последние времена. Иверская икона, написанная рукой евангелиста Луки, оказалась одной из жертв последней византийской ереси – иконоборчества. Иконы тогда принимали за идолы, велели выбрасывать их из домов. В доме одной женщины в Никее воин ударил по этой иконе копьем, из нее полилась кровь. Щербинка видна и теперь. Было это в IX веке. Женщина, спасая святыню от поругания, положила ее на воды Средиземноморья. Спустя два века святыня явилась в огненном столбе у берегов грузинского Афонского монастыря. Святой инок, подвизавшийся там, Гавриил, пешком пошел по воде и принес икону в монастырь.
У кромки прибоя подле Иверского монастыря в том месте, где Гавриил выносил икону на сушу, забил источник чистейшей родниковой воды. Буквально в паре метров от моря бьет этот родник и теперь.
Утром икона была обнаружена над воротами обители. Предание сообщает, что так повторилось несколько раз, поэтому икону оставили у ворот и назвали «Вратарницей», или «Привратницей», а от имени обители – «Иверской».
В России к Иверской Богоматери относились с неслыханным благоговением. Афон к этому, XVII, веку, оставался уже последним осколком бывшей Византийской империи. Чтобы восстановить и как-то материализовать эту преемственность России и Византии, в 1648 году в Россию приносят список с Иверской иконы. Ее переписывали для нас монахи – в красках была тогда и святая вода, и даже частицы мощей.
Ее принесение в Москву стало колоссальным праздником и лучшим знаком преемственности нашей связи со Вторым Римом, к которому мы теперь тянулись.