Время шакалов

Сейчас здесь было тихо и одиноко, мальчишки не прибегали, да и мало стало детворы в поселке: одну школу, старую, где учился Михаил, уже закрыли, а вторая, новая, со слов матери, тоже была неполная – заводить и растить детей стало непозволительной роскошью для большинства сельчан.

Однажды, Михаил прошелся до безымянного ручья, что протекал за околицей. Сидя на берегу, возле старой ветлы, под кроной которой он в юности занимался, как сейчас говорят, любовью со своей первой девушкой, Михаил вспомнил, что эту первую девушку звали так же, как и его последнюю женщину – Машей. Судьба этой последней Маши, с которой Михаил прожил в согласии более трёх лет, сложилась трагически, и Михаил съёжился от мучительных воспоминаний.

Года через четыре после ухода Маши в гувернантки, он решил отыскать её следы и, возможно, вновь наладить отношения, полагая, что дочь Маши уже подросла и вполне может жить с бабушкой. Он нашел адрес Маши и в выходной день, с утра, отправился в путь. Память его работала отлично и, приехав в городок её жизни, он быстро нашел пятиэтажный дом, у которого уже бывал, но так и не решился зайти вскоре после ухода Маши, и позвонил в нужную квартиру.

Дверь открыла старая и сгорбившаяся женщина, по-видимому, мать Маши, но выглядевшая значительно старше её возраста, и спросила, что нужно. Михаил ответил, что ищет свою знакомую – Машу, которая когда-то здесь проживала. Женщина пристально посмотрела на него и спросила: «Вас, часом, не Михаилом звать?» Михаил это подтвердил и женщина, устало повернувшись, пошла вглубь квартиры, пригласив Михаила пройти следом.

– Вам есть письмо от Маши, храню его, – сказала она. Михаил вошел и огляделся. Квартира была двухкомнатная и убрана ещё советской мебелью, когда учителя почитались и получали скромную, но вполне достойную зарплату и бесплатно квартиры от государства в первую очередь.

Женщина открыла комод, порылась в нём и, найдя письмо, подала его Михаилу.

– Присядьте здесь и прочитайте, а остальное я вам расскажу после.

Михаил взял письмо в открытом конверте, вынул листок бумаги, исписанный знакомым ровным учительским почерком Маши, и начал читать, вглядываясь в расплывающиеся от внутреннего напряжения строчки.

«Здравствуй Миша!

Если ты читаешь это письмо, значит, я была права, полагая, что когда-нибудь, ты вспомнишь обо мне и захочешь найти.

Жаль, что ты не остановил меня и не убедил остаться – тогда всё могло сложиться по другому, но я сама поспешила и не дала тебе времени подумать, зная твою нерешительность в сложных ситуациях. Я думала только о дочери и была готова на всё, чтобы её обеспечить, а в итоге сгубила дочь, себя и свою маму.

Хозяин, у которого я работала, был вор, как и все подобные ему предприниматели. Он присвоил себе завод в Москве и ещё какие-то предприятия, потом продал их по частям и стал торговать автомобилями. От богатства, свалившегося ему на голову, эта голова потеряла разум: он пил и развратничал, но я всего этого не знала, когда согласилась идти в воспитатели к его детям от новой и молодой жены, которая живет с ним только ради денег.

Я прожила у них всего неделю, когда жена уехала с детьми в Москву, на один день и хозяин напился, зашел во флигель, где я жила, изнасиловал меня, а потом заплатил за это. Жаловаться было некому: охранник и шофер, которые жили тоже во флигеле и всё видели – это цепные псы хозяина и выполняют все его указания и свидетельствовать против него не будут.

Пришлось смириться, но деньги хозяин платил, я знала куда иду и потому осталась ради дочери. Так прошло два года, денег я подкопила и осенью хотела уйти совсем, но не успела. Однажды, когда хозяйка с детьми уехала, а моя дочь гостила у меня, хозяин снова напился, заманил мою дочь в особняк и изнасиловал её, а охранник запер меня в моей комнате.

Дочь прибежала ко мне, я потеряла рассудок, схватила нож, выбралась через окно, пробралась в особняк и зарезала хозяина, который спал после пьянства и насильничества.

Меня схватили охранник и шофер, потом суд не стал разбираться что да, как и мне присудили десять лет лагерей, куда я скоро и поеду. Дочка живет у мамы и что с ней дальше будет – боюсь и подумать.

Вот и вся история. Прости меня – тебя я простила давно и жаль, что семьи у нас не получилось.

Прощай, Маша.»

Михаил дочитал письмо, сложил его, сунул в конверт и поднял влажные глаза на мать своей Маши. Та сидела, нервно теребя фартук, который не успела снять.

– Где же Маша сейчас? – спросил Михаил.

– Нет больше Маши, умерла, – ответила женщина, – когда её посадили, дочка Женя, которой не было ещё и шестнадцати лет, после того случая начала употреблять наркотики, бросила школу, денег нет у нас, и она ради наркотиков пошла по рукам. Потом, через полгода, наверное, уехала за границу – как бы в прислуги, но знакомые сказали, что в проститутки и там её след исчез, неизвестно даже в какой стране она и жива или нет.