Время шаманов. Сны, дороги, иллюзии

Зрение и слух словно объединились и стали стробоскопическими, выхватывая неподвижные фрагменты событий в мелькающей с калейдоскопической быстротой киноленте. Иван сконцентрировался на далёкой цели впереди. Целью этой было небольшое плато на плоской, словно срезанной ножом вершине одного из многочисленных горных хребтов. Окружала его глухая тайга, ни одного огонька жилья не светилось вокруг, только пляшущий огонь костра, зажжённого на плато, рядом с крутым обрывом, освещал фигуру стоявшего человека невысокого роста, одетого в национальный халат, к которому было пришито множество туго сплетённых друг с другом разноцветных ленточек. Ленточки свисали до самой земли, к некоторым из них были привязаны маленькие колокольчики. На шее человека на кожаных шнурках висели несколько амулетов, сделанных из кожи, дерева и металла, на ногах надеты мягкие кожаные сапоги с загнутыми носками, а на голове – словно сияющая мягким серебристым светом высокая корона или, скорее, головной убор из широких светящихся перьев, росших словно из головы этого человека. Смуглое лицо его было спокойно, в руках он держал два круглых бронзовых диска, которыми ритмично ударял друг о друга, а сквозь плотно сомкнутые тонкие губы издавал негромкий мычащий звук. Чёрные раскосые глаза смотрели на птицу, летевшую прямо на него. Человек прекратил постукивать дисками и, вытянув губы трубочкой, издал полусвист-полупридыхание, похожее на хлопанье мягких крыльев почти бесшумно летящей птицы. В облике его явственно стали проступать птичьи черты – как будто на изображение человека наложилось полупрозрачное изображение огромного орла. Человек поднял обе руки в стороны, отчего рукава халата развернулись. Орёл-призрак расправил крылья, словно намереваясь взлететь, и издал громкий прерывистый звук «кьяк-кьяк-кьяк», мгновенно перешедший в почти ультразвукового диапазона свист.

Свист превратился в яркий, ослепительно-белый тонкий луч, который ударил в грудь Ивана-птицы как стрела, выпущенная из арбалета. От этого удара мир перед глазами Ивана словно погас, калейдоскопические видения мгновенно промелькнули перед глазами. Вздрогнув всем телом, Иван открыл глаза. Он находился под тентом на отвесной скале пика Сфинкс, дождь закончился, первые лучи восходящего солнца освещали скалу. Немного потряся головой, он увидел, что Ника не спит, а пристально глядит на него.

– Болит? – сочувственно спросила она. – Потерпи, пожалуйста, немного, сегодня спустимся вниз, а завтра выйдем на трассу и скоро будем в Абакане.

Она смолкла, увидев полные решимости серые глаза Ивана, который покачал отрицательно головой и сказал медленно:

– Нет, Ника. Я видел очень ясный сон. Завтра мы едем на юг – в Туву.

Глава 4. Кирилл

– Ты, Кирюха, однако, вот что должен сделать, – рыжебородый старик закашлялся и бросил окурок папиросы, втоптав его каблуком резинового сапога в прибрежный песок. – Дело твоё не безнадёжное, но, коли не поспешишь, плохо может быть – по тебе видно.

От откровенной прямолинейности старика Кириллу стало не по себе, но он слушал внимательно.

– Ты когда из Ванавары по Тунгуске сюда добирался, почему у людей ничего не спросил? Хоть в Байките, хоть в Полигусе, да и в любом посёлке сказали бы, что тебе на Еннгиду нужно. А здесь, в Кузьмовке, ты их не найдёшь, лекарей этих своих. Так что возвращайся вверх по Тунгуске до реки Вельмо, а там снова вверх по течению и в посёлке Бурный или в самом посёлке Вельмо спросишь.

– Спасибо, дедушка Емельян.

Кирилл, помялся немного и спросил, стесняясь:

– А правда, что они всё могут?

– Да кто ж его знает, мы-то с ними и не якшаемся. Мы же православны люди поди, а они-то, говорят, с чёртом знаются, – дед перекрестился и закурил новую папиросу. – А ты молодой совсем, зачем тебе в пекло-то лезть самому? Врачи-то городские разве не помогут?

– Нет, – ответил Кирилл коротко.

Он пожал дедову широкую ладонь, закинул за спину тяжёлый рюкзак и пошёл вдоль реки. От широкой Подкаменной Тунгуски веяло покоем, с её высокого правого берега был виден плывущий большой плот, который, наверное, был унесён течением откуда-то с сенокоса. Тайга на противоположном берегу выглядела как пушистый мех тёмно-зелёного цвета, о который, казалось, можно потереться щекой.

Через два дня он плыл в моторной лодке вместе с пожилым охотником Никитой, который направлялся в посёлок Вельмо. Дед Никита, сидя на корме у тридцатисильного мотора «Вихрь», беспрерывно курил, завернувшись в прорезиненный зелёный плащ, надетый поверх короткой телогрейки, время от времени запевая дребезжащим голосом частушки, которых знал бесконечное количество. Кирилл улыбался, слушая нецензурные припевы, но в ушах его снова и снова звучала последняя беседа с пожилым врачом, заведующим отделением районной больницы, во время которой тот, заполняя медицинскую карточку толстой чернильной ручкой, говорил сухим тоном, не глядя на Кирилла: