Его слова словно открыли передо мною какие-то невообразимые горизонты. Я слышал раньше из разных источников, что бодхисаттвами называют людей, которые силой своего духа смогли преодолеть бесконечный круг перерождений – сансару – и достигли освобождения. Они достигли
Я воскликнул, не сдержавшись:
– Как же так? Ведь он же шаман!
– Да, – ответил Демир, – это так. Но бодхисаттвы сами принимают решение, где им родиться и кем им быть на этой Земле. Их цель – указать дорогу тем, кто уже готов к ней, а всё остальное для них не имеет значения. Они предвестники прихода Майтрейи, Будды нового времени.
Он торжественно посмотрел на нас:
– Это великая удача и счастье – знать, что рядом с тобой есть такие великие души.
Его сыновья, сидевшие рядом, были удивительно похожи на него: погодки, они были крепкие и статные, пышущие здоровьем и силой. Немного стесняясь присутствия незнакомых людей, они, тем не менее, держались с достоинством, которое не выглядело напускным, а было, наверное, врождённым. Внимательно слушая нашу беседу, они не вмешивались в неё, время от времени бросая взгляды на пасшихся неподалёку лошадей.
Некоторое время мы молчали. Это молчание не было тягостным, наоборот, оно было наполнено светом – словно перед нами открылись новые дали. Мы так глубоко погрузились каждый в свои мысли, что не заметили приблизившихся Чимеккея и Олчеймаа. Когда Иван увидел их, они были уже возле самой палатки – в десятке метров от костра.
– О! У нас гости! – веселым голосом сказал Чимеккей, здороваясь с Демиром и его сыновьями. Обращаясь к нам, он удивлённым голосом произнёс: – Что-то я вас не узнаю сегодня. Вы какие-то не такие как всегда… Какие-то… тихие, что ли.
И в самом деле, мои товарищи, обычно очень смешливые и стремительные в движениях и поступках, выглядели сейчас настоящими тихонями. И они, и я во все глаза смотрели на него и Олчеймаа, всеми силами стараясь углядеть в их облике хоть что-нибудь необычное.
Олчеймаа, видимо, что-то поняла, потому что улыбнулась и спокойно ушла в палатку переодеваться, а Чимеккей, подумав несколько секунд, махнул рукой и уселся на свёрнутый туристический коврик. Через минуту вышла Олчеймаа и присела рядом с ним.
Уже близился вечер, небосклон почти полностью затянуло облаками, только на западе, там, где садилось солнце, небо было чистым, и долина вновь, как и вчера вечером, окрасилась лучами закатного солнца в мягкие, розово-жёлтые пастельные тона. Казалось, даже сам воздух светился изнутри каким-то зернистым оранжевым светом. Слабый ветерок шевелил листья и ветки берёзы, покой и равновесие установились в моей душе и в окружающем мире.
Чимеккей встал и, ни слова не говоря, облачился в свой шаманский наряд. Длинные ленты его халата свисали почти до земли, пришитая к шаманской шапке корона из перьев,
Как-то очень быстро стемнело, и окружающее воспринималось как сквозь кристалл дымчатого кварца. Я с удивлением ощутил, что больше не могу сдерживаться, и начал в меру своих возможностей подпевать Олчеймаа и Чимеккею. Почти одновременно то же самое сделали Иван, Ника и Кирилл. Не очень, как мне показалось, стройный хор голосов разливался по узкой долине. Подняв глаза, я почти без удивления отметил, что прямо над нами в плотном покрове облаков образовалось идеально круглое отверстие. По мере того, как Чимеккей продолжал петь, отверстие в облаках всё больше и больше расширялось, пока не достигло диаметра нескольких километров, после чего перестало увеличиваться. Стали видны яркие звёзды и целые созвездия, тонкий полумесяц светил молочным светом.