Время шинигами

Я сдержалась, чтобы не закатить глаза.

– Не волнуйся, я тоже тебя презираю.

– Чудно, – ответил он, наконец пожимая мою руку. Его кожа царапнула мою, как бугристый коралл. Он повернулся к Цукуёми. – Будь с ней осторожен, брат, – произнес он с ухмылкой. – Не закончи как Хируко.

Затем он устремился обратно в темные воды, и его очертания быстро расплылись. Песок поднялся столбом и поглотил его целиком, взметнув бурлящую волну пузырей. Я не успела и слова вымолвить, как океан подхватил меня и с невероятной силой повлек за собой.

Огромная волна швырнула меня назад, я врезалась в коралловую стену, и от удара та разлетелась на осколки. Веревка вокруг запястья натянулась, когда Цукуёми потащило вслед за мной.

Течение кидало нас, точно игрушки. Меня беспокоила не нехватка воздуха, а непонимание, где верх и где низ, – я не знала, плыву ли я к солнечному свету или опускаюсь все глубже во тьму.

Я вцепилась в часы – и время замерло. Я обнаружила себя висящей вверх ногами, к горлу подступала тошнота. Вода загустела, превратившись в соленый сироп. Я перевернулась и с Цукуёми на буксире поплыла к слабому солнечному свету, который едва могла различить.

Я удерживала время, пока мы не достигли берега и Цукуёми не стал слишком тяжелым, чтобы я могла тащить его дальше. Когда я разморозила время, на нас снова обрушился океан. Цукуёми закашлялся, размахивая руками. Он пытался плыть, но только набрал полные пригоршни песка. Волосы мокрыми прядями липли к лицу.

Цукуёми протер глаза.

– Как мы…

– Спасибо было бы достаточно, – заметила я, развязывая веревку.

Он сплюнул соленую воду и, освободив свой конец веревки, засунул ее обратно в карман кимоно.

– Все прошло лучше, чем я ожидал.

Я нахмурилась:

– А чего ты ожидал?

– Что мои легкие набьют песком, – признался он. – Учитывая все обстоятельства, могло быть и хуже.

Я не могла не согласиться. Я видела, на что способны божества, когда они действительно разгневаны.

– Полагаю, наша следующая остановка – дворец Аматэрасу? – спросила я.

Цукуёми вздохнул и посмотрел на солнце, склонившееся к горизонту.

– Скоро закат, – заметил он. – Придется подождать до завтра. Попасть в ее дворец ночью невозможно.

Я вздохнула. До прибытия Айви оставалось всего четыре дня – времени у меня не было. Но даже если бы я могла помчаться к богине Солнца прямо сейчас, вероятно, появиться на пороге ее дворца с видом мокрой кошки – не лучший способ завоевать ее расположение. Я обняла колени и уставилась на город, видневшийся за скалами.

– Что Сусаноо имел в виду, когда сказал, что его изгнали? – спросила я.

Цукуёми поморщился.

– Наш отец Идзанаги отрекся от Сусаноо и изгнал его из царства живых, – пояснил он. – Я не удивлен, что брат не хочет помогать его людям.

– За что его изгнали? – поинтересовалась я, прокручивая в уме тысячу ужасных поступков, которые мог совершить Сусаноо. По нему не скажешь, что он из тех, кто использует божественные силы на благо.

Цукуёми сидел неподвижно, наблюдая, как у его ног плещется океан. Люди сказали бы, что вид у него равнодушный, но я ощущала внезапно сковавшее его тело напряжение: он почти перестал дышать.

– Я уже плохо помню, – произнес он после долгого молчания. – Когда это случилось, мы были детьми. Сестра рассказывала мне, что Сусаноо так сильно скучал по матери, что плакал сотни лет, иссушая реки и моря. Тогда Идзанаги спустился на Землю и потребовал объяснения, почему он плачет вместо того, чтобы управлять океаном. Когда Сусаноо все ему рассказал, отец был так возмущен его слабостью, что изгнал, отправив на морское дно.

– Только потому, что он скучал по матери? – уточнила я. И где тут справедливость? Хотя если Идзанаги похож на Идзанами, то он, вероятно, даже не знает, что это такое.

Цукуёми повернулся ко мне. Его лицо ничего не выражало.

– Божества не должны плакать, даже будучи детьми, – сказал он. Эти слова прозвучали глухо, как правило, которое он когда-то выучил наизусть и теперь повторяет раз за разом. Как будто на самом деле он в это вовсе не верит.

Я выдохнула, откинувшись на песок.

– И сколько всего детей ваши родители выкинули по нелепым причинам?

Это было скорее риторическим вопросом, но тяжелое молчание Цукуёми поведало мне больше, чем могли сказать слова.

Я придвинулась ближе.

– Есть кто-то еще, кроме Хиро и Сусаноо?

Плечи Цукуёми напряглись, пальцы впились в колени и туго натянули ткань кимоно.

– Эй, – сказала я, толкая его в плечо, – ты же понимаешь, что, если ты не двигаешься, это не значит, что я тебя не вижу?

Он выдохнул, по-прежнему глядя мимо меня.

– Цукуёми, – спросила я, – сколько?

– Пять, – прошептал он, поморщившись, как будто сразу же пожалел, что открыл рот.

Пять? Первыми двумя, должно быть, были Хиро и Авасима – дети, родившиеся до того, как Идзанами и Идзанаги заключили брачный союз. Я также читала о Кагуцути, духе огня, который обжег Идзанами во время родов, и Идзанаги в гневе обезглавил его. Еще Сусаноо, который, по-видимому, с рождения был отравлен тьмой Ёми.

Выходило всего четыре.

– Кто пятый? – спросила я.

Цукуёми молчал, уставившись на песок, и это подтвердило мою догадку.