– Сделай это, Нивен, – повторила я, закрывая глаза. – Если это то, чего ты действительно хочешь, просто сделай это. Пожалуйста.
Я не хотела умирать. У меня не было никакого желания выяснять, куда отправляются проклятые души жнецов и шинигами после смерти. Но если я действительно так сильно ранила Нивена, то заслуживаю любое наказание, которое он сочтет справедливым.
– Ваше Величество! – воскликнула Тиё.
– Не вмешивайтесь! – рявкнула я, заставив слуг съежиться. – Это приказ!
Тиё смотрела то на меня, то на Нивена, парализованная моим распоряжением. Я снова закрыла глаза. На руки капали горячие слезы. Я вспомнила день, когда родился Нивен и когда я поняла, что больше не буду одна против всех. Он заступился за меня перед другими жнецами, последовал за мной через океан. Он подарил мне всю свою любовь, а я отмахнулась от нее. Из всех дурных поступков, совершенных мной, это предательство было самым ужасным. Я заслуживала судьбы хуже, чем у Нивена, и хуже, чем у Хиро.
Чем дольше он не двигался, тем сильнее страх сжимал холодными пальцами мое сердце. Мне никогда не попасть в рай, если он и существует. Возможно, я буду гореть в вечном огне или просто обращусь в ничто, застыв в небытии, неподвижная и бездыханная, на веки вечные. Я задрожала, чувствуя себя так, словно Нивен остановил время и запер меня в этом моменте перед смертью, навсегда оставив гадать, когда наконец обрушится его меч и мир погрузится для меня во мрак и больше уже не озарится светом.
Лезвие с грохотом упало на пол рядом со мной. Я подняла глаза и увидела, что Нивен сделал несколько неуверенных шагов назад, глядя на меня так, будто я страшнее любого ёкая. Он вытер слезы, схватил Тамамо-но Маэ за руку и, рывком подняв ее на ноги, бросился к двери.
Я подняла руку – и мои тени, скользнув по полу, захлопнули двери.
Он обернулся.
– По-твоему, я оставил тебя в живых для того, чтобы теперь ты держала меня здесь, внизу, взаперти? – возмутился Нивен, ударяя по двери кулаком.
– Нет, – ответила я, дрожа всем телом. – Наверху меня ищут жнецы. Они могут схватить тебя и использовать как приманку.
– Значит, мы станем твоими пленниками? – спросил он, и его лицо покраснело от гнева, а на шее вздулись вены. Ёкай вздрогнула от того, как крепко он сжал ее руку, но промолчала.
–
– Мы находились во тьме веками, – заговорил Нивен более мягким голосом. – Больше я не намерен в ней оставаться.
Я повернулась к Тамамо-но Маэ, которая до сих пор не произнесла ни слова. Она не выглядела злой, как Нивен, но ее круглые глаза смотрели на меня так безучастно, словно я была лишь движущейся картинкой. Казалось, ее на самом деле даже не было в этой комнате – будто она наблюдала за мной из другого мира.
– Я выведу тебя на солнечный свет, – пообещала я, отрывая взгляд от ёкая. – И пойду с тобой – на случай, если появятся жнецы. Но сейчас в человеческом мире ночь. Нивен, пожалуйста, останься здесь. Только сегодня.
Мы смотрели друг на друга через всю комнату – два незнакомца, пытающихся понять друг друга. Наконец Нивен кивнул.
– Тиё! – Я повернулась к служанке, потому что смотреть на нее было проще, чем на брата. Она мгновенно очутилась рядом со мной. – Покажи им комнаты для гостей. Позаботься о том, чтобы они получили все, что попросят.
Тиё поклонилась сначала мне, потом Нивену и ёкаю.
– Следуйте за мной, – сказала она.
Я не смотрела, как они уходят, лишь слышала, как их шаги в коридоре становятся все тише и как к ним добавляются шаги слуг.
Цукуёми приблизился ко мне, но я все еще смотрела в пол.
– Прошу тебя, уходи, – сказала я. У меня сейчас не было сил что-либо ему объяснять или выслушивать его непрошеные мысли.
Но вместо слов он поднял катану Идзанами, вытер ее безупречно белым рукавом своего кимоно, так что тот почернел, а затем повесил обратно над троном. Он поднял что-то еще, тоже вытер, затем опустился передо мной на колени и раскрыл ладонь.
На ней лежали часы Нивена, сияющие ослепительным серебром, как и прежде.
Я потянулась, чтобы забрать их. Его пальцы, коснувшиеся моих, были поразительно теплыми. Я прижала часы к груди.
Цукуёми поднялся на ноги, предлагая мне руку.
– Богини не стоят на коленях в лужах непроглядной тьмы, – заметил он. Но, в отличие от того раза, когда впервые пришел в мой дворец, он говорил не снисходительно: теперь в его тоне звучала нежность.
– Богини не делают многое из того, что делала я.
– Тебя это удивит, – продолжил он, – но стоять здесь на коленях ниже твоего достоинства.
Я не до конца верила его словам, но все равно позволила ему помочь мне подняться. Чувствовал ли Цукуёми что-либо подобное, когда сестра сбросила его на Землю? Я с легкостью могла представить, как меня срывают с неба и швыряют вниз, точно падающую звезду, как моя плоть сгорает в атмосфере, а кости при ударе обращаются в пыль.
– Что ты сделал? – спросила я.