Время Сигизмунда

— Будете говорить против этих женщин? — сказал Август.

— Я бы сказал, если бы знал, что вы меня захотите услышать.

— Э! Оставьте в покое! Не много уже осталось жизни, пусть кончится как-то так. Для сего буду её щадить? Потомства вам не оставлю. Ягеллонский род со мной угаснет. Я последний.

И он вздохнул.

— Выберете себе кого-нибудь. Напрасно скисла моя жизнь. Ответит за неё Бог и Польша, наша мать, а за ней кардинал Коммендони. Теперь всё мне безразлично, лишь бы дожить до конца.

Радзивилл, который неоднократно слышал подобные жалобы, часто выходящие из королевских уст, опустил голову и сказал:

— Всё ещё перед вашим королевским величеством, не пожилой возраст.

— Здоровье уничтожено.

— Оно может поправиться, с Божьей помощью.

Август покачал головой.

— И не хочу, — сказал он, — жизни. Лишь бы без мучений её окончить. Мучаюсь воспоминаниями. Вы не знаете моих бессонных ночей, ночей кошмарных снов, когда вся моя потерянная жизнь, когда всё, вырванное у меня, что я любил, встаёт у изголовья и мучает. Это ужасно, ужасно!

Он провёл рукой по лбу и затрясся.

— Елизавета, Барбара вырваны, королева-мать и эта третья, и эти нечистые создания, что окружают меня, умирающего, сегодня, вороны над добычей!

— Почему не прогоните их, ваше величество?

— Минута опьянения, забвения, которой я им обязан, также что-то стоит.

И он замолчал.

— Ваше величество, позволите сенаторам поговорить об общественных делах.

— Нет, нет, оставьте меня в покое, мне нужен отдых.

— Также есть много частных.

— Думайте, думайте, у меня нет головы.

Радзивилл заметил две слезы, которые покатились по бледному и исхудавшему лицу короля и стекли на бороду. Наступила минута молчания, печальная и торжественная.

— Всё кончено! — сказал, говоря как бы себе, Август, потом с уже более весёлым и изменившимся лицом он повернулся к Радзивиллу.

— Нужно насыщать тело, когда душу уже нельзя! — добавил он.

И он крикнул Княжнику. В дверях спальни показался покоёвец; князь-маршалек, попрощавшись кивком головы, ушёл.

Погрустневший, он пошёл через залу, спустился по лестнице, когда тут же встретил Илью, своего придворного, ожидающего его.

— Ваша светлость, вас ожидают.

— Кто?

— Княгиня Соломерецкая.

Радзивилл задумался.

— Какая княгиня? — спросил он.

— Только одна.

— Ведь она умерла, как нам доносят с Руси.

— Живёт и хочет поговорить с вашей светлостью, она пришла просить королевской милости и правосудия против брата, который завладел её имуществом.

Князь-маршалек стоял в недоумении.

— Где она?

— В доме вашей светлости.

Радзивилл пошёл быстрее, задумчивый.

Заметив на пороге комнаты женщину полностью в чёрной одежде, покрытую вдовьей вуалью, он остолбенел и отступил.

Княгиня так была похожа на покойную королеву Барбару, что маршалек, невольно поражённый этим дивным сходством, остановился и смешался. Смотрел и ждал голоса, долго колебался, потому что даже с ней не поздоровался.

— Я приехала к вашей светлости, — сказала княгиня, приближаясь, — за королевским правосудием.

Голос её тоже был похож на звонкую речь никогда не забытой молодой королевы, князь маршалек не выходил из ступора.

— Прошу прощения, — сказал он наконец, — дивное сходство, воспоминание отняли у меня присутствие духа. Сядьте, я слушаю, и во имя той, на которую вы похожи и голосом и лицом, сделаю всё, всё, что смогу.

— Благодарю хоть за утешение, которого давно не вкушала, — плача, ответила княгиня. — О, в самом деле, я очень бедная, и тот будет иметь заслугу у Бога, кто меня поднимет из несчастья.

— Не знаю, слышали ли вы когда-нибудь обо мне.

— Конечно, я помню, — прервал князь, — опеку ваших дядьёв, навязчивое желание последнего выдать вас замуж.

— Он добился желаемого, — говорила далее княгиня, — едва я подросла, меня выдали за его сына, но без папского позволения, с которым высланный в Рим доверенный старый клирик не вернулся. Заключившая брак и вернувшаяся на двор королевы-матери, когда этот брак был ещё тайным, я пала жертвой не моих вин. Мой муж был убит в стычке, мой отец умер от отчаяния: я осталась вдовой с ребёнком. Брат моего мужа в то время как раз вернулся из-за границы, но ни несчастного брака, ни ребёнка законными признать не хотел. Более того, этого посмертного ребёнка старался и старается схватить, чтобы самому стать собственником. Юность моего бедного ребёнка есть постоянной борьбой с преследованием; я, мать, должна была разделиться с ним, бросить его, оставить, чтобы не притягивать на него опасность. На него несколько раз нападали подосланные люди, только Божье Провидение его спасло.

А кто знает, что делается с ним теперь! — добавила она, плача. — Без опеки сирота, должно быть, хлеб клянчит. Я предпочла для него бедность смерти и отказалась от него на время. Я сама уже считалась умершей, и моё имущество захватили.

— Вы? — спросил живо князь.

— Да, после моей тайной поездки к королю, пан брат, не в состоянии узнать, что со мной стало, объявив о смерти, захватил собственность.

— Её вам вернут, — сказал маршалек, — но ребёнок? Суд признаёт этот несчастный брак?