Время Сигизмунда

То, что мы выше немного поведали о внедрении реформы в Польше и Литве, ещё не даёт чёткого представления о состоянии государства и опасности, в какой оно находилось. Последний период царствования Сигизмунда Августа был обременён будущим, которое тогда было невозможно угадать и предвидеть. Всё, казалось, объявляет победу сторонников новой веры, упадок католизицма. В лоне самого духовенства вера имела врагов. Находящийся во главе его примас Уханьский, который, как мы выше упоминали, будучи краковским каноником, посещал конференции Лисманина, довольно открыто благоприятствовал реформе. Это не для кого не было тайной, а приехавший в Польшу кардинал Коммендони уже знал его с этой стороны. Партия протестантов, обещая Уханьскому в случае полного отступничества высшую власть над польским костёлом, удерживала его в заблуждении.

Однако примас полностью не открывался так, чтобы совсем порвать с католиками, будучи не уверен в победе сторонников новой веры; сидел, как обычно говорят, на двух стульях, а когда в Польшу приехал Коммендони, он с деланной болью плакался ему на упадок католиков и угрожающие католической вере в Польше несчастья. Однако это не обмануло кардинала, который с чрезвычайной ловкостью, тактом настоящего дипломата исполнял свою миссию.

Для Коммендони шла речь о двух важнейших вещах — склонить поляков к войне с Турцией и поддержать слабую католическую партию. Слабость власти Августа в последние дни его правления прибавляла сил людям разных конфессий, которые уже громко поговаривали о захвате королевства, о выборе короля некатолика и преследовании истинной веры. Между тем был принят Тридентский собор, введён орден иезуитов, и, когда католическая партия уже должна была проиграть, заново начатая борьба, стечением более поздних обстоятельств, окончилась победой истинной веры.

Но в то время, когда происходит действие нашего романа, надежды протестантов были на высшем уровне.

Они рассчитывали на Литву, в которой усилиями Радзивиллов и Ходкевичей была привита реформа, построены церкви, до предела притеснено духовенство; рассчитывали на союз с людьми греческого вероисповедания, рассчитывали на Уханьского Фирлея, Зборовских и многих других, заседающих в сенате и уже полученных реформой.

В самом Кракове и окрестностях было сборище реформаторов; во главе партии стояли там Зборовские и Фирлей. К счастью, две эти семьи с недавнего времени были в ужасной ссоре. Братья Зборовские, сыновья Мартина имели в стране непоследнее значение, много приятелей, богатства и преимущество. Самый старший из них, Андрей, который, как глава рода, братьев держал в руке, один только не принял новой науки.

Когда Ян Фирлей коронный маршалек, перед Петром Зборовским, воеводой Сандомирским, получил воеводство Краковское (после того как женился на Гижанке), все давнишние его недруги теперь начали фанатично на него нападать. Гордый и импульсивный Зборовский поклялся Фирлею отомстить. Таким образом, чего больше всего хотел Коммендони, то и осуществилось: партия реформаторов раздвоилась.

Предвидя скорую кончину обессиленного Августа, Коммендони уже больше думал о будущем, чем о настоящей минуте. Он собирал к себя всех, на которых католическая партия могла рассчитывать: Альберта Лаского, мужа большого значения, Андрея Зборовского (не полностью, только частично приобретённого новой верой), Николая Паца, Карнковского и других.

И так, когда Август, от отчаяния брошенный в распутство, умирал в Книшине, окружённый распущенными и жадными придворными; когда Анна Ягеллонка там же рядом, почти в бедности, или, по крайней мере, в серьёзном недостатке и покинутости сидела и смотрела на сундуки, полные денег, вывезенные Гижанкой, две партии, отвернувшись от бессильного и умирающего короля, можно сказать, правили в стране.

Ловкий Коммендони немало испугал католиков, однако от него было трудно избавиться; а кто знает, не было ли его присутствие в эти минуты решающим для поддержания католицизма в Польше.

Ян Фирлей, о котором мы вспоминали как об одном из вождей реформы, был человек честного, сурового и возвышенного характера; один из таких морально великих людей, с таким преобладанием над умами, что некоторые люди предполагали, что якобы он мечтал о короне для себя и к ней стремился. У католиков подобная информация ходила об Альберте Ласком.

Фирлей, смолоду воспитанный Яном из Велички, потом высланный в Лейпциг на учёбу, именно в то время, когда Лютер начинал борьбу с католицизмом, подхватил новую веру, которую сохранил до смерти. Направившись из Лейпцига в Падую, позже со своим дядей Станиславом Тенчинским, подкоморием Сандомирским, он совершил путешествие в Святую Землю. Осмотрев часть Азии, он вернулся домой, на двор Сигизмунда. И занял место, которое в то время было ступенью к высшим должностям, — место в канцелярии короля, где сидели юноши с большими надеждами. Вы можете видеть, какое доверие было к нему у Сигизмунда, когда тот послал его на Вормский съезд к Карлу V в 1545 году и по возвращении наградил двумя староствами.