Время собирать груши

Плюс, конечно, некоторые политики сами очень помогают пародистам, потому что они настолько яркие и у них есть речевая характерность, которую можно схватить. И это произошло с наступлением эпохи публичной политики, которая, кстати, сейчас немножко отошла. Вот ушел Виктор Степанович Черномырдин – и ушла эра политиков, которые любили публично спорить, входили в публичные политические схватки. Может быть, на время. Сейчас более технократически большая политика делается, в основном непублично. И поэтому, мне кажется, мощных харизматических персонажей стало меньше. В каком-то смысле это и хорошо. Но, я думаю, потом будет новая волна, и в политике снова появятся яркие, самобытные персонажи.

А технология у пародиста такая. Я, например, должен почувствовать, что могу в образе этого человека импровизировать, а не исполнять какой-то написанный (неважно, мною или профессиональным автором) текст. Нужно представить себе, что данный человек сидит сейчас на моем месте перед микрофоном и отвечает на вопросы. Если я так этого человека буду чувствовать, то мне будет не стыдно выносить на публичное обозрение свою пародию.

Первым «запустить кого-то в жизнь» – всегда большая удача. Большая удача, когда ты «подхватываешь» человека, который еще не растиражирован в пародиях. Пока не могу предсказание сделать, нет у меня пока ощущения того, какой человек станет новой звездой пародии. Но точно знаю – пародия мне нужна просто потому, что я люблю этот жанр, и мне кажется, что это очень хорошая игра. Пока что не собираюсь куда-то в сундук складывать свои пародии, но я за последние несколько лет точно совершил дрейф от традиционного классического юмора к несколько иному формату. Я сейчас практически всегда выступаю в жанре, который называется «stand-up comedy». Для меня это прежде всего импровизационное общение с аудиторией. Может быть, это временно, может быть, мне потом опять захочется делать какие-то номера. Но все равно я не вернусь в то состояние, в котором был в 90-е или в начале 2000-х.

А что же пародия в чистом виде? Я к этому легко отношусь. Значит, в моем случае, было два момента. Первое: меня по-настоящему пародия захватила в 1974 году, когда я услышал по телевизору выступление Хазанова, как он говорил голосом Озерова. Почему это совпало? Потому что я уже увлекался хоккеем, а там была битва с канадцами, мои кумиры, там Третьяк, там Харламов, и я услышал пародию на близкую мне тему. Я, услышав один раз по телеку, запомнил ее от первого до последнего слова. А в пионерском лагере я случайно был выбран от нашего отряда артистом для участия в самодеятельности. Просто на меня пальцем ткнули. Я не знал, что запомнил это выступление, просто суперстечение обстоятельств. В общем, вышел на сцену. Я думаю, что я совершенно не умел подражать интонации Николая Николаевича Озерова, просто доклад прочитал, дико волнуясь и роняя микрофон. Оттарабанил все от первого до последнего слова, и стал героем пионерского лагеря. Со мной все стремились дружить, старшие ребята меня защищали, никто не смел меня обидеть. Я был звездой. Но это было неосознанное действо. Я ничего толком не понимал, просто болтал заученный текст. Прошли годы. И уже в восьмом или девятом классе школы я впервые сделал осознанную пародию, потому что у нас был новогодний капустник, наш класс его готовил, и, наверное, мои одноклассники и одноклассницы уже знали, что я голосом учителя физики очень похоже говорю. Это уже была, наверное, первая осознанная пародия. Сколько мне было лет? Тринадцать-четырнадцать лет. И это, наверное, было ощущение того, что я приблизился к первой самостоятельной пародии.

Может быть, это случайно получилось. Но у учителя физики была фишка. У него были краски, были какие-то примочечки, как говорится. И еще такой герой, Виктор Адамович, прямо готовый образ. И это было, как я теперь понимаю, обречено на успех. Это был триумф, и, кстати, сам Виктор Адамович стал моим поклонником, признал успех пародии на самого себя, а это очень важно, потому что чаще всего герои пародий категорически не принимают, отторгают и даже обижаются. Вот, например, Ян Арлазоров на меня сильно обижался – до ругани, до просто отношения в клочья. А тогда это было очень важно, потому что это был мой первый самостоятельный опыт. Виктор Адамович принял это, вся школа приняла, даже директор принял. И это сразу сделало меня успешным в масштабах школы. Успех поселил в меня нельзя сказать, что иллюзию, потому что все же получилось, но такое эфемерное ощущение, что я могу стать артистом. Но это было не настолько, чтобы я мог думать, что после школы буду поступать куда-то в театральное училище.

Да, для пародирования нужен слух. Нужно себя слышать. Когда ты думаешь, что говоришь чьим-то голосом, ты должен самокритично к себе прислушиваться. А дальше, я думаю, уже есть даже момент какой-то технологии, потому что я знаю людей с идеальным музыкальным слухом, которые после бесконечного прослушивания, повторения, благодаря зеркальному копированию добивались определенной точности.