Время Сомнамбул (СИ)

- Ничтожное меньшинство! - зашёл учитель с другой стороны. - И потом, не всё ли равно сомнамбулам, что о них подумают? Так и эти мерзавцам. - Он снова пустился в рассуждения. - А заметьте, сомнамбулизм стирает общественные грани, уничтожает различия. Прямо стихийный коммунизм. Нет больше богатых, бедных, подчинённых, начальников. Все просто сомнамбулы. Как раньше могли быть людьми. Но не были. Что-то, видать, мешало.

- Так ваш коммунизм в любой больнице. Неизлечимая болезнь, рак какой-нибудь, всех уравнивает, забывают сердечные, кем до него были. А может, я и ошибаюсь - Священник пропустил сквозь кулак жидкую бородку. - По сути и в лоне церкви все должны быть равными, как перед богом. - Он вздохнул. - Только сами видите, что это недостижимо, полагаю, и среди сомнамбул возникнет неравенство, человеческую природу никакая болезнь не изменит. Но хватит болтать, давайте размещать новеньких, в притворе есть ещё свободные койки?

Учитель кивнул.

- Хорошо, а то я свою уже отдал.

Учитель вышел во двор, где у ограды жались лунатики, и вдруг поймал себя на мысли, что относится к ним, как к инопланетянам. А может, так оно и было? Может, вселившейся в них вирус прибыл из другой Галактики, являя особую форму жизни? И теперь они, став его носителями, распространяют её по Земле?

Странно, но часть горожан, пользуясь всеобщим хаосом, бросилась грабить банки. Грабить, конечно, сильно сказано, в них не было никакой охраны, сигнализация, конечно, сработала, завыли сирены, но ехать из полицейского участка было некому, а замечавшим, как воры входили в опустевшие банки, было не до них. Грабители взламывали сейфы, многие из которых в этой полной неразберихе были открыты, запускали руки в кассы, набивая карманы пачками банкнот, ставшими простой бумагой. На что они рассчитывали? Пережить вирус? Действовали безотчётно, пользуясь вседозволенностью, толкавшей их на преступление? Или удовлетворяли своё, а если уж начистоту, то всеобщее, желание разбогатеть, которое при других обстоятельствах никогда бы не сбылось? Их мечта о богатстве вдребезги разбилась о могильную плиту сомнамбулизма, но они продолжали упрямо следовать ей. Они складывали деньги в хозяйственные сумки, которые, разбухнув, не застёгивались на молнию, так что приходилось нести их раскрытыми, набивали купюрами целлофановые пакеты, едва выдерживавшие тяжесть, а если отрывались ручки, брали их подмышку, прижимали к груди, запихивали за пазуху, не обращая внимания на вывалившиеся из-под плащей, и всё это - дрожавшими руками, то и дело вскрикивая от возбуждения. Получали ли они удовольствие? Чувствовали ли себя калифами на час? Во всех случаях это выглядело смешно. Но смеяться было некому. Все были озабочены бессмысленными поисками выхода и, как встревоженные муравьи, метались по замурованному вирусом городу. Пустые разговоры, в которых преобладали междометья, радостные восклицания, когда слышали вдруг, что кто-то придумал лекарство от вируса, которые тут же сменялись горьким разочарованием, когда новость оказывалась очевидной ложью. Но жители цеплялись за соломинку, им нужно было чем-то себя занять, отвлечь от ужасного ожидания стать сомнамбулой. И грабить банки с этой точки зрения было ничем не хуже всего остального.

Мэр разъезжал по улицам в сопровождении полицейского, а за рулём был всё тот же водитель в бейсболке. Молча наблюдали, что творится в городе: толпы бесцельно шатавшихся, будто был праздник без какой-то определённой программы, и оттого уже порядком всех утомивший, в случайно перемешенных скоплениях было не разобрать, кто сомнамбула, а кто ещё здоров, наглухо заколоченные двери подъездов чередовались с распахнутыми настежь, глядевшими мрачной темнотой, прижатые к тротуарам машины, с которых, непонятно зачем, сняли дворники, множество пьяных, с протянутыми бутылками в надежде их разделить, и всюду глаза, безумные, страдальческие, шальные, испуганные, сочившиеся отчаянием, глаза, ищущие надежду, обречённые вскоре превратиться в стеклянные, как у сомнамбул. Каждый в любой момент может оказаться ненужным, вспоминал мэр последний разговор с губернатором, как наш город, от которого уже открестились. Да, случись что, и ты обречён быть сам по себе. Ты становишься изгоем. Но почему? Виноват ли свалившийся лунатизм? Нет, и в обычной жизни, по большому счёту, никто никому не нужен. Если разобраться, всё держится бог знает на чём: на нитке, честном слове, на соплях. И вирус рушит всё как карточный домик. Да, это лакмусовая бумажка. И нет от него спасения, потому что его не было и раньше. Но он, мэр, исполнит долг до конца. Как может. Но до конца. Городской глава отвернулся от окна, и, чтобы больше не молчать, обратился к полицейскому:

- Наверно, те, кто ушёл из города уже добрались?

Тот пожал плечами.

- Не только, вроде того, добрались, - встрял водитель, глядя на пассажиров в своё зеркальце, - некоторые даже, вроде того, вернулись.

- Как некоторые вернулись?

- Ну те, кто, вроде того, уцелел.

"Значит, открыли стрельбу, - догадался мэр, хмыкнув своим мыслям. - Конечно, у них же приказ".