Время старого бога

— Берна? Ну да. Может, и он. Вот было бы дело! Растлитель малолетних и вдобавок убийца! Ты что-нибудь помнишь про кровь на сутане? Ты у Берна образец не брал? — спросил еще раз Флеминг — ничего-то он не упустит, недаром его по службе повысили. Он добивался ответа, четкого, однозначного.

— Наверняка брал. Убедились, что Мэтьюз — это Мэтьюз? Что там сказано в деле? Черт, не помню. С Берном ничего не совпало, я почти уверен, иначе мы бы его сразу арестовали.

— Проверим, проверим. — Флеминг почти молитвенно сжал ладони. — Когда О’Кейси и Уилсон ходили к Берну, про детей и бассейн он ничего не сказал, от ответов увиливал. Сказал, что говорить будет только в присутствии адвоката. И его спросили про нераскрытое убийство Мэтьюза, чтобы он разговорился. Уилсон не промах. А Берн возьми да и удиви Уилсона — сказал, что, кажется, видел в тот день на горе убийцу. И в тот раз промолчал — дескать, были на то причины. Сдается мне, чтобы его грязные дела не всплыли. Берн сильно отстал от Мэтьюза, тот ускакал вперед, словно горный козел. Так он сказал ребятам. И он точно видел человека, а чуть позже, уже вдалеке, откуда толком было не разглядеть — потасовку. И услыхал крики Мэтьюза. Кричал тот страшно, Берн от ужаса чуть не обделался. Говорит, даже не побежал на помощь. Понял лишь, что дело дрянь, дрянь. Подумал, может, разъяренный отец, ну, сам понимаешь… И когда он спустился к автостоянке, чтобы скорей убраться — почти три километра топал по вересковым кочкам, — там, на стоянке, он встретил того же человека, что и на горе, и тот его удивил: подошел и представился полицейским. Мол, что вы тут делаете? На воскресную прогулку вышли, черт подери? Берн не знал, что сказать. Он со страху чуть не помер — думал, настал его черед. Растлители детей — те еще трусы, Том. Тот же тип, что и на горе, почти точно он — так что же будет? У него голова пошла кругом. Он не знал, что делать, и сказал полицейскому, что его товарищ сорвался с обрыва. И этот сыщик позвонил из фермерского дома, вызвал помощь. Берну — священнику, человеку уважаемому, — пришлось его сопровождать, а через час, уже в сумерках, приехали двое на машине — один, полагаю, Друри. И кто же тот, кого он якобы на горе встретил? Кто же тот полицейский? По-моему, ты и без меня знаешь, Том.

— Он тогда ни слова об этом не сказал, — промычал Том беспомощно, по-идиотски. — И потом, если бы он меня встретил, то не удивился бы. Я про того человека на горе, якобы про убийцу, что представился полицейским. Он же меня знал, мы с Билли у него дома были.

— В записях Билли про это ни слова. Вы приходили к нему домой его допрашивать?

— Ты же только что сказал, да.

— Нет, я сказал, что Уилсон и О’Кейси были у него дома.

— А-а, Уилсон и О’Кейси. — Ну да, это совсем другое дело.

— С тобой все в порядке, Том?

— Нет, не все. Не в порядке. Что там у Билли в записях сказано про звонок в полицию?

— То же, что ты мне всегда говорил, но Билли твой напарник, Том, Билли ради тебя готов был хоть в пекло, хоть через Долину смерти в костюме-тройке и в пальто.

— Ну, еще бы! Но будь я убийцей, Билли не стал бы меня покрывать. Ни за что. Да и Берн давно бы уже заговорил. Тогда бы и заговорил. Помню его — скользкий типчик, с акцентом как у пижона из центральных графств.

— Наверное, не хотел огласки, чтоб не мешали его делишкам. И ведь еще двадцать лет себе выгадал спокойных. Лучше молчать, чем говорить. Ну а сейчас он решил покопаться в грязном белье, потому что знает, кончен бал. Нутром чует.

— Так и есть. Такая у них тактика, всех запутать. Пусть его лучше посадят в Арбор-Хилл — в Маунтджое ему кишки выпустят.

Вновь наступило молчание. Из сада долетали крики играющей детворы.

— Прости за нескромный вопрос, это ты убил того священника? — нарушил молчание Флеминг.

— Не я не есть не убийца священника, — ответил Том с долей юмора, как священники во времена преследования католиков отвечали: “Не я не есть не священник”, — чтобы избежать греха лжи.

Если Флеминг понял шутку, то виду не подал. Том еще больше сник.