Время старого бога

В отделе криминалистики были в тот день одни девушки. Им ничего не стоило взять у него кровь, а Тому — с ними поболтать. Станет ли ИРА соблюдать перемирие или обманет? Смотрел ли он уже “Мосты округа Мэдисон”? (Они что, издеваются?) Есть ли вообще кинотеатр в Долки и что там показывают? Если и есть, Том его не замечал. Тьма-тьмущая пабов. И замков миллион, живи не хочу. Одна из девушек, Атракта Гири, сказала, что Долки был когда-то крупным портом — все, что доставляли в Ирландию морем, прибывало туда.

— Миллион замков — красота! — сказала она.

— А я думал, это был Хаут, — заметил Том.

— Хаут никогда не был крупным портом.

— Тогда, может, Дун-Лэаре? — предположил Том.

— Ну, — отозвалась Атракта, — это мы с вами гадаем на кофейной гуще.

Она слегка тряхнула пробирку с его кровью, налепила на нее ярлычок и, что-то тихонько мурлыча — или ему послышалось? — поднесла ее к глазам, словно у нее зрение не в порядке. Но зрение было у нее острое, она просто вглядывалась на свой манер.

— Что ж, следователь, кровь у вас просто загляденье, — заключила она.

— Значит, не у всех она одинаковая? — спросил Том.

— У некоторых очень мутная.

Том покинул ветхое здание если не с радостью, то с благодарностью — он стал легче на несколько капель крови. Он заглянул в глаза демону. Страху, что не покидал его почти тридцать лет. Считай что сходил к врачу, но все же по-другому. И там и там можно услышать плохие новости, но… Убийство. Раньше, даже в сороковых, за это могли вынести смертный приговор. Во время войны двоих боевиков из ИРА здесь казнил сам Пирпойнт[40]. Смертная казнь через повешение. Их увезли отсюда, надели петлю на шею, и конец. Каково это, услышать такой приговор в шумном зале суда? На миг тебя пронзает молнией ужас. Знаешь, что совершил преступление, и приговор заслужен, и никто его не оспорит, никто тебя не спасет. Миг полного одиночества и безысходности. Не убий. И не вздумай, приятель. Никогда, ни чуточки. Но чуточку убить нельзя, убийство необратимо. Убить. Такое короткое слово, а деяние планетарного масштаба. Кто посмеет утверждать, что партизаны, которых он убивал с четырехсот метров — приведенные в деревню просто-напросто голодом, — недостойны были жить? Такая была у него работа, их убивать. Убей — а вопросы потом. Он убийца, спору нет. На его счету немало жертв. На прикладе винтовки у него пятьдесят семь ножевых зарубок. Для них там едва хватило места, и лишь отправка в Англию положила этому конец. Странные были эти войны под занавес долгой истории Империи. Генеральная уборка на прощание. Зачистки. Все беды в стране из-за того, что натворила ваша армия. Гордый народ и обнаглевшие захватчики. Чванные командиры. Убей — а вопросы потом. Подумаешь, туземцы. Здорово ты, Том, со своей пукалкой управляешься, хоть сейчас на Олимпиаду!

Убийство.

Он вертел в голове это слово, пытаясь извлечь его на свет божий, и тут сзади, из-за сторожки парка, к нему подлетел человек со скоростью Ронни Делейни. Теплый весенний ветер, колыхавший буйную зелень и навевавший смутные воспоминания, распахнул Тому пальто, и Том собирался поправить ворот, но тут бегун опустил ему руку на плечо с такой силой, что Том сперва испугался: неужто на него напали? Напали, в прямом смысле. Нарушили его личную неприкосновенность, а это против закона, разве что… Оказалось, никакой это не хулиган, а Уилсон, в хорошем костюме с зеленоватым отливом — Том еще не видел его таким нарядным. Любопытно, что он замечает такие мелочи.

— Черт, Том, а я вам вслед кричал-кричал…

А за спиной его через перекресток на Харкорт-стрит мчались машины. На этом перекрестке то и дело кого-нибудь сбивают насмерть. Проклятое место.

— Совсем я глухой стал.

Несмотря на недоразумение, Том рад был видеть Уилсона. Тот его догнал — можно ли это истолковать как знак дружбы?

— Есть у вас пара минут, босс? — спросил Уилсон и вправду с большой теплотой, хоть и слово употребил фамильярное, несмотря на разницу в звании. Да только нет у них теперь никакой разницы в звании. — Где бы тут рухнуть?

И, не дожидаясь ответа, он повел Тома к одной из множества деревянных скамеек, выкрашенных той же зеленой краской, что и почтовые ящики. Тому вдруг захотелось сигару, он ведь не только бывший сыщик, но и бывший курильщик. Он явственно ощутил во рту вкус табака, острый, терпкий. Умиротворяющий. И вспомнилась дурацкая телереклама: мужик в пещере, а оттуда валит дым — так ведь там было? И музыка под настроение.

— Тьфу ты, черт, Том, — сказал Уилсон. — Стар я уже стал, так бегать.

И правда, он весь взмок, как землекоп, пот лил с него градом. Мимо прошла молодая мать, красоты необычайной, с близнецами в коляске. Уилсон замер на миг, созерцая ее, любуясь — видно, представил, что женат на ней, служит ей, поддерживает…

— И вот же черт, мне вчера сорок стукнуло, а чувствую себя на все семьдесят.

Том, которому было шестьдесят шесть, промолчал.

— Хотел вас расспросить про этого козла-святошу.

— Флеминг мне уже сказал, — отозвался Том.