Иностранные слова, произносимые девушкой, отразившейся в осколке зелёного зеркала на обшарпанной стене до боли знакомой комнаты продолжали звучать в сознании художницы, она даже как будто понимала их значение, и это пугало её.
Лара вздрогнула и заплакала.
Перед её мысленным взглядом вдруг возникло новое видение, затмившее и уничтожившее неприязнь, испытываемую только что к этому почти бесполому существу, и страх растворился без следа. Человек, голос которого она слышала как в тумане, говорил также на другом языке, но она понимала каждое слово.
— Проснись, проснись, милая, проснись!
Что это? В его голосе — слёзы?
А она сама — где-то на грани, между сном и явью, в таинственных белых испарениях, движется к лодке, замершей у берега спокойной реки, и странный образ — тёмная тень с веслом задумчиво и обречённо ждёт.
В белой длиной тунике (о, как она мечтала когда-то, будучи маленькой девочкой, нарядиться в облачное платье, чтобы идти к алтарю под руку с любимым — любимым! Ведь она знала его задолго до рождения, не сомневалась, что встретит и сразу узнает!) ступает босыми ногами по холодной земле измученное печалью и болезнью существо, заблудившееся в ядовитых испарениях священного поиска, к воде, потерянной в тумане…
Неужто это Стикс, нарисованный античными преданиями — та самая река, начав переправу через которую, уже не вернуть свою прежнюю жизнь?
Но ведь она не из этого теста, нет, и это уже было раньше — намного раньше, когда змееподобные люди позвали её к себе и обещали вечную молодость, а может даже — вечную жизнь! В итоге она сгнила под землёй вдали от дома в мрачной темнице.
— Нет! — кричит девушка, останавливаясь и ища спасения в тех символах, что рвутся к ней сквозь пелену тумана. — Кристобаль! Кристо! Спаси меня!
— Я здесь, я здесь, Камила, — шепчет он, обнимая, прижимая к себе её хрупкое, почти невесомое тельце. Но в голосе его растерянность и тревога.
Она вдруг очнулась, задрожала, попыталась сесть, но слабость снова роняла её вниз, как будто тяжёлые камни и куски металла, которым она подарила свою не слишком длинную жизнь, обрушились на неё всем своим неподъёмным весом… Несчастная верила в жизнь и сознание этих минералов, они были, пожалуй, её единственными друзьями, неужто и камни теперь способны её убить?!
— Неет! — снова закричала она, но голос её от слабости напоминал какой-то сдавленный писк. — Кристо!
Внезапно её обессиленное тело странным образом совершило немыслимый рывок. Она села резко и прямо, вращая расширенными глазами с мерцающими в самой глубине золотистыми звёздочками.
— Огонь потух?!
Безумная девушка перевела взгляд на человека, секунду назад сжимавшего её в объятиях.
У него было вытянутое бледное лицо в обрамлении светло-русых кудрей, лазурные глаза, растерянные и наивные, точно у ребёнка. На вид сложно было сказать, сколько ему лет: из-за хрупкого телосложения, светлой кожи и по-детски ясных глаз ему можно было дать лет восемнадцать-двадцать, но она почему-то знала, что он немного старше.
— Прости меня! — он помотал головой, в отчаянии закрывая лицо руками, — Я не успел…
Камила вскочила, подбежала к атанору3
остановилась в беспамятстве, прижимая руки к остывшим кирпичам, не в силах поверить в то, что дело её жизни в очередной раз потерпело крах. Ноги её подкосились, и она упала на пол, разразившись неприятным хриплым кашлем вперемежку с рыданиями.Юноша подбежал к девушке и обнял её, поднимая на руки. Он отнёс её обратно в угол и положил на кучу ветхих тряпок, служивших ей постелью.
Заливаясь слезами, Камила мелко дрожала.
— Что со мной случилось? — спросила она. — Где ты был?!
— Думаю, ты отравилась парами ртути, — вздохнул Кристо, — и потеряла сознание… Прошу тебя, не расстраивайся! Состав был несовершенен, и надежды на удачу всё равно было мало. Поэтому я уходил, чтобы достать кое-что для тебя.
Больная девушка протянула юноше худую дрожащую руку, он сжал её в своих тёплых ладонях, поднёс к губам и жарко поцеловал.
— Кристо… — прошептала она, — ты никогда не прикасался ко мне, это так странно. Но я не в силах тебе противиться, что я могу сейчас!
— Прости меня! — он вдруг отпустил её руку и вскочил, смущённый и растерянный.
Худая грудь его вздымалась, а глаза были такими же безумными, как недавно и у неё — в том осколке зеркала.
— Я ничего не хотел, ты же знаешь…
Она вздохнула, с нежностью глядя на него.
— Ты видишь, я что-то не в себе, — сказала Камила, — пожалуйста, начни всё сначала, доделай за меня! Нужно пытаться снова и снова, каждый раз, как в последний, до тех пор, пока не останется сил…
— Нет, — он помотал головой, — ты закончишь работу сама!
Кристо внезапно опустился перед ней на колени, склонив голову, и она протянула руку, чтобы коснуться мягких завитков его шелковистых волос.
Она чувствовала и слышала, как он плачет.
— Милая сестра, не покидай меня! Ты — всё, что у меня есть, — говорил он сквозь слёзы.