Время своих войн 1-2

Командиру подле себя не нужны аналитики. Боевые столкновения скоротечны. Много важнее иметь рядом хорошего пулеметчика и снайпера, чтобы поддержать огнем тех, кто дальше, творит свое «черное» дело на переднем рубеже. Аналитик для относительно мирного периода. В кулаке все пальцы вровень и разом бьют, не делясь на… — кто сколько на себя взял, чья это заслуга, что вражина у собственный копыт сложился кучкой. Когда в «боевое» развернуты, Извилина — обычный пластун «правой руки», той, что страхует «левую»… «Левая рука» бьет, «правая» добивает. Левая — вылавливает «языка», правая его «потрошит», тут же на месте решает, стоит ли информация того чтобы передать ее центру? У Извилины талант к языкам: английский, немецкий, французский, испанский… У Извилины талант задавать правильные вопросы.

У его напарника талант к тому, чтобы на эти вопросы следовали быстрые и полные ответы…

Лучше всего умеют слушать люди, с которыми не стоит болтать.

— «Говорить мы учимся у людей, молчать у богов», — повторяет Сергей — Извилина малоизвестное от Плутарха.

— Тогда Федя много ближе к божьему промыслу, — отмечает Седой.

— Может и так, — бормочет Извилина, морща кожу у глаз под собственные мысли.

Вспоминают про сегодняшних заезжих неудачников.

— Два–три дня лечиться будут, свирепеть, а потом хату сожгут или баню.

— Завтра в город!

— Завтра там делать нечего, любой заезжий в городе шишкой будет — на самом виду, день–то не базарный, — разъясняет Седой. — А вот послезавтра, в пятницу, будет в самый раз.

— А что базарные дни теперь по пятницам?

— Пятница и воскресенье, в субботу большой торговле велено отдыхать. Только киоски работают. Хазария у нас теперь — иудея. Уже и субботние дни соблюдаем. Так что, обиженных там не найдем — они люди базарные. И чего полезли? — вздыхает он.

— Это они из–за своих матрен на принцип, — заявляет Лешка — Замполит. — Выпендриться захотелось, какие они крутые.

— Баня у меня хорошая, — убежденно говорит Седой.

Все соглашаются, хвалят баню.

— Баня хорошая — просторно. Поблядовать есть где, выпить, закусить, заодно и помыться. У тебя там что наверху? Над пределом? Не лежанка ли?

— Она самая.

— Вот–вот, и об этом тоже. Слишком уютно.

— Все беды из–за баб! — упрямо говорит Сашка — Снайпер.

— И войны тоже! — соглашается Миша — Беспредел. — Я читал у Гомера.

— Это ты про Елену Троянскую, что ли? — удивляется Замполит — Вот еще! Была бы им охота воевать! Ты мне скажи, а состоялась бы та война, если бы та Елена не смылась со всей государственной казной? Тут же конкретное финансовое кидалово. Извилину спроси — он тебе подтвердит. Судя по всему, стерва была редкостная — взяла, да и сама себе алименты начислила! Другой мужик, может, так бы и отдал, и даже доплатил втихаря, чтобы свалила, но когда такое публичное — словно нарочно сработанное, когда так нагло у тебя же на оплату твоих же рогов все — слышь? — все, что непосильным царским трудом нажито — енто ты по–ни–ма–ешь..! Не за бабу там воевали, а за деньги, репутацию и штрафные проценты, которые к ним наросли. Престижность подсушивали подмоченную — или что там у него? — таки царь, как–никак. А иначе никак — соседние цари не поймут — враз раскоронуют. Пон–н–ньмашь?..

Леха слово «понимаешь» всяк раз умудряется излагать цветасто, по–всякому утрируя, обыгрывая географию голоса, утончая оттенками акцентов «народов СССР», коих множество — согласно энциклопедии на одном Кавказе за сотню.

— Но, ведь, простил же потом? Опять в дом взял!

— А родня жонкина? — изумляется Леха. — Посуди сам; вот, допустим, работаешь ты, Михайлыч, царем — не скромничай, на царя ты вполне тянешь — вон какой представительный! — но там ведь не только сладко спать и вкусно кушать, есть иные заботы. Клановые дела, союзнички, вредители… Бр-р! Нет работы вреднее царской!

— Как у бабы? Семьдесят две увертки на день положено иметь? — соображает Михаил.

— А если баба во власти? — пугает Леха.

— Заканчивайте про ужасы эти! Еще и к ночи!

— Вот–вот… — говорит Седой. — Марина Батьковна — какая была королевна! — тоже единственная, кто нас едва не перессорила.

— Агент влияния!

— Кто?

— Агент влияния она — потенциальная вражья агентура.

— Это точно — потенциальная. Помню, я, как на нее гляну, враз свою потенцию ощущаю — влияет однозначно. Может, это по молодости так? У тебя–то как сейчас, Енисеич?

— Ничего–ничего, — злорадно говорит Седой. — С утра рабочий цикл начнется — на все, что движется, вставать не будет!

— Ох и злюка ты, Седой!

— Я не злой, я заботливый.

— Молчал бы! Раскрутил Петьку на негритосок! Мы в разведвыход, ты с ними на печь?