Время в судьбе. Святейший Сергий, патриарх Московский и всея Руси

Впрочем, все написанное выше было только прелюдией к главному действию. Митрополит предлагал Е. А. Тучкову возможный текст политических определений будущего Собора. Уже в первом пункте им предполагалось соборное освобождение всех православных верующих граждан СССР от данной ими церковной присяги на верность бывшему Императору и его Наследнику, так как Великий Князь Михаил Александрович отрекся от Престола «в пользу народа», а также «усматривая в окончательном утверждении Советской власти в пределах СССР изъявление воли Божьей о судьбах нашего отечества». Главное, чтобы верующие сохраняли верность

Православию. Далее предлагалось соотнести внешнюю жизнь и деятельность Православной Церкви, ее общественно-правовые отношения и хозяйственные дела с действующими гражданскими законами и распоряжениями светских властей[66].

Продолжая искать компромиссы, митрополит предполагал вторым основным вопросом программы деятельности Собора поставить вопрос о социальном строе. По мнению митр. Сергия, «этот строй не только не противен христианству, но и желателен для него более всякого другого». Охарактеризовав антибуржуазный идеал, автор записки заявил об убеждении в том, «что Православная наша Церковь своими „уставными чтениями“ из отцов Церкви, где собственность подчас называлась, не обину<ясь>, кражей, своими прологами, житиями святых, содержанием своих богослужебных текстов, наконец, „духовными стихами“ которые распевались около храмов нищими и составляли народный пересказ этого церковного учения, всем этим Церковь в значительной степени участвовала в выработке вышеописанного антибуржуазного идеала, свойственного русскому народу».

В итоге митрополит предлагал включить в решения Собора заявление о том, что он не находит непримиримых возражений против коммунизма как экономического учения, отрицающего частную собственность. Более того, он призывает «радостно приветствовать узаконенный Советскою властию в С. С. С. Р. коммунистический строй, а богатых и неимущих безропотно, во имя той же веры, ему подчиниться»[67].

Разумеется, что, сказав «А», необходимо сказать и «Б». Поэтому следующий вопрос, на который митрополит Сергий предложил свой ответ, был вопрос о церковной собственности. В принципе, он уже получил свое разрешение в результате ответа на предшествовавший — о правоте коммунистической экономической модели. Следовало лишь сформулировать корректный отказ от того, что и так у Церкви отняли (или же собирались отнять в ближайшем будущем). Митрополиту Сергию не составляло труда исполнить эту задачу.

В самом деле, кто будет спорить, что «право иметь собственность не входит в качестве непременного признака в понятие о Церкви как Божественном установлении и совсем не составляет необходимого условия ея существования»[68]

? Имущество появилось у Церкви, писал митрополит, лишь с признанием ее государством в качестве юридического лица и с наделением ее теми же государственными правами на владение собственностью. Согласно сергиевской логике получалось, что государство правомочно отнять собственность у Церкви (равно как и у любой другой институции, некогда так же, как и Церковь, имевшей это юридическое лицо).

Проект третьего постановления Собора звучал следующим образом: «Сообразуясь с действующими в СССР общими законами о собственности и укрепляя свою решимость примером первенствующей Церкви, священный Собор признает, что Православная Русская Церковь в пределах СССР не имеет прав на собственность и не владеет ни движимым, ни недвижимым имуществом, а потому русская церковная иерархия отказывается от всяких претензий на управление тем, что прежде называлось церковным имуществом, поручая в дальнейшем судьбу церковных учреждений и церковной пастырско-просветительной деятельности, во-первых, попечительной деснице Божией, во-вторых, усердию верных, но отнюдь не отказываясь от своего долга и желания идти и впредь проповедывать Царство Божие и служить спасению людей»[69].

Подобное заявление — просто апология экспроприации.

Впрочем, надеясь на созыв Собора, митрополит Сергий совершал более существенную логическую ошибку: он рассматривал Советскую власть и ее идеологию в частностях, а не в целом (например, отделяя экономическое учение от религиозного, предполагавшего строительство безбожного государства). Подобная ошибка порождала иллюзию нахождения возможного компромисса с властью.