Время в судьбе. Святейший Сергий, патриарх Московский и всея Руси

Епископ видел что вопрос заключается не в даровании свободы вере «во имя отвлеченных принципов», как он выражался, а в признании безусловно неприкосновенными церковных идеалов. «Я говорю не о свободе духовной власти от светского вмешательства. Это вопрос ничтожный, — пояснял свою мысль Сергий. Я говорю о том, <…> чтобы государство не употребляло Церковь в свою пользу, как орудие. Тогда можно подымать вопрос о свободе совести. Иначе государство только в силу индифферентизма может дать свободу сектам наряду с Церковью»[219]. Получалось, что епископ господствующей Церкви не напрямую, но все же достаточно ясно указывал на церковную несвободу, ибо всем слушавшим было известно о частом использовании ее в государственных целях, «как орудие». Если положение не изменится, откровенно признавался Сергий, то свобода совести для других религиозных конфессий (прежде всего, право оказательства веры) окажется ущербной для Церкви Православной: «находясь в теперешнем положении, нам неестественно желать провозглашения свободы, которой мы сами не пользуемся»[220]. Ректор Духовной Академии, таким образом, намекал на необходимость изменения старой синодальной системы. На вопрос поэта Н. М. Минского, в чем выражается это положение, Сергий публично признался, что видит стеснение в нецерковных задачах, которые ставятся Церкви, при этом за церковным идеалом не признается безусловного характера. Иными словами: когда государству необходимо, оно использует Церковь в своих корыстных интересах, далеко не всегда вспоминая о своей религиозной природе[221]. Откровеннее в тех условиях сказать было трудно: «тихий полубуддист» внятно разъяснил своим не в меру наивным оппонентам, что Православная Церковь принять не сможет до тех пор, пока ее отношения с государством не будут скорректированы (разумеется, с учетом первенства и господства).

Богоискатели, однако, на этом не успокоились, озадачив епископа почти провокационным вопросом: признает ли он за сектантами право религиозной пропаганды? В стране, где монопольное право оказательства веры всецело и безраздельно принадлежало Православной Церкви, задавать подобный вопрос значило проверять личное мнение вопрошаемого — и только. Епископ Сергий сумел достойно выйти из щекотливого положения, еще раз напомнив вопрошавшим богоискателям, что подобные вопросы решает государство, так как для Церкви все, не принадлежащие к ней — не ее. Владыка утверждал безусловное право Церкви отлучать всех, кто не верит (конечно, если они конфессионально — de jure — принадлежали к Православию. При этом Церковь не могла быть индифферентна к распространению ложного, по ее мнению, учения, «а отношение к пропаганде, — снова и снова повторял Сергий, — вопрос государственный»[222].

В ходе обсуждения этих вопросов становилось ясно, что разница между «церковниками» и богоискателями не столько идейная, сколько психологическая: если первые мечтали о корректировке церковно-государственных отношений, то последние мыслили в категориях абстрактных свобод (порой приближавшихся к кавуровской формуле «свободной Церкви в свободном государстве»). Но осуществление этих свобод в Российской империи было также невозможно, как добровольный отказ Православной Церкви от своего первенства. Связь Церкви и Царства, мистически понимавшаяся группой Мережковского[223], православными клириками, участвовавшими в работе собраний, воспринималась в основном формально юридически, как политическая данность. Отказаться от этого восприятия «клиру» было также тяжело, как богоискательскому «миру» не обращать свое преимущественное внимание на политическую спаянность Православной Церкви с государством, на то, что Церковь есть «департамент», особое духовное ведомство России.

В тех условиях епископ Сергий (Страгородский) мог сделать только одно: спокойно выслушать своих интеллигентных оппонентов и высказать им свое видение наиболее сложных проблем, стоявших перед Русской Церковью в начале XX столетия. Трагедия заключалась в том, что создание «религиозной общественности» в условиях Российской империи было неосуществимой задачей: природа церковно-государственных отношений стояла на пути претворения в жизнь этого красивого замысла. Епископ Сергий, как мог, постарался донести данную мысль до богоискателей, которые до конца, по своему последовательно, верили в возможность безболезненного церковного реформирования и предлагая в качестве паллиативов явно маломощные лекарства.

Приложение 2 Список статей и книг о Патриархе Сергии и «сергианстве» [224]

Анализ действий всех группировок после 16/29 июля 1927 г. с указанием выхода из создавшегося положения. Разъяснение и добавление к беседе «Двух друзей»: Из цикла: Церковная литература в сов. России // Церковное обозрение. 1939. № 10–11; 1942. № 4–6.