Время веры

Самая северная в мире православная обитель… Долгая зима и непроглядная «вечная» ночь зимою над Печенгой. Некоторые, даже привычные монахи в это время больны бессонницей и сердцебиениями. В монастыре мне показывали несколько грядок картофеля; не всегда он вызревает на Печенге. Лук вызревает лишь в стеблях, а кроме этого вызревает трава тимофеевка. Более нет ничего на Печенге. В лесах необъятных водится лакомое блюдо монахов, лопарей и медведей: морошка, да немного синики. Полевые недолгие летние цветочки здесь особенно трогательны и прекрасны. Трава же это — хлеб здешнего края. Траву прямо-таки не косят, а жнут под самый корень особыми маленькими полукосами-полусерпами. Травой живут, как лесом. Траву продают, она идет скоту. Оленей больше нет в монастыре, а их было при Ионафане 1.000 голов. «Нет смысла их держать. За год на 1.000 — 200 оленей волки поедают зимою», — говорит настоятель Обители кроткий иеромонах Паисий, показывая мне все свое хозяйство. 4–5 лошадей справляют монастырскую тягу, можно обойтись без оленей, даже зимой. «А разве нельзя устеречь от волков-то?» — спрашиваю я. «Да как устережешь, — отвечает он, разбредутся по лесу, зима, метет метель, вот волки и дерут».

Братия на Печенге небольшая; немногим более 20 монахов. Почти нет молодых. Старые монахи — из северных наших губерний: Олонецкой, Вологодской (Вологодские, как про себя говорят), Архангельской… Родной север их приучил к суровому, чужому северу Печенги, которая должна была им стать последней их земной родиной. Они бодры духом, эти старцы. Те, что помалодушнее (а, может быть, и болезненнее) ушли раньше, переселившись «южнее» на Соловки и на «южный» Валаам. Те, что на Соловки перешли, где они теперь? Оставшиеся на Печенге теплят лампаду православного севера, озаряя великую северную ночь незримым сиянием, более прекрасным, чем северное. А для нас — православных, рассеянных по всему свету, радость и утешение знать, что тундры Ледовитого океана оглашаются и в наше время православными молитвами…

* * *

В пятницу, после вечерней службы, мы с настоятелем углубились в лес, туда, где возвышается Спасительная гора. На ней спасался преп. Трифон не только от страстей своих, но и от злых людей, главным образом колдунов местных, справедливо видевших в преп. Трифоне великую для своей веры опасность. Со Спасительной горы, на вершине которой водружен Крест, видны три страны: Норвегия, Финляндия и Россия. 20-30 верстная полоса пустынных, без единого селения, лесов отделяет монастырь от мурманских тундр.

Полярный лес удивляет своей тишиной. Совсем нет обычного во всех лесах пения или хотя бы чириканья птиц. Но птицы есть. Они только в это время (конец июля) сидят в гнездах, высиживая птенцов… Дни были исключительно великолепны. Словно вознаграждал Господь северный мир за долгую беспросветную зиму. Незаходящее солнце днем и ночью сияло среди ясного, чистого голубого неба. Ясные, тонкие облачка оплывали горизонт. Вообще, меня поразил воздух, удивила его «видимость» — ясность, прозрачность. Это третье, что удивило меня после великой тишины безветренных лесов и вечно сияющего солнца. Ночь ото дня отличалась лишь — довольно сильным — падением температуры. О. Паисий опасался, как бы мороз не прохватил его цветущий картофель. Днем в тени тоже была ощутительна прохлада, хотя солнце грело по-летнему.

В лесу мы набрели на заводь, которую можно было совсем справедливо назвать «тихой». Она была совсем, совершенно, до конца тиха. На берегу оказалась приваленной маленькая лодочка. Мы сели в нее и оттолкнулись… Какая тишина! Только маленькие мошки, да несколько комариков, и то не писком, а только одним видом своего мелькания нарушали эту тишину. Мы плыли, изредка всплескивая веслами. На повороте поднялись две крупные дикие утки, кряквы. Уточка, похожая на нашего средне-русского чирка, совсем близко от нас уплывала вперед. «Хитрая, хитрая, — сказал о. Паисий, — она нас отводит от своих птенцов». Маленькая уточка сделала несколько взмахов над заводью и сейчас же села. «Хитрая», — повторил о. Паисий.

Вернулись мы солнечной ночью.

Лето, 1937.

НАД АМЕРИКОЙ

Из каюты капитана передают: «Август 23. Время: 9.30 пополудни. Высота: 8.000 футов. Скорость 225 миль в час. Направление: Юго-Юго-Восток»… Самолет пролетел уже Голландскую Гвиану и летит над Французской. Смертоносные берега ее покрыты тьмой. Луна ударяет в левое крыло самолета, но не может пробиться до земли, свет ее застывает где-то за пушистыми облаками, плывущими внизу…

В 2 часа дня поднялись мы с аэродрома Майкетии, приморского обрывистого берега близ столицы Венецуэлы. Через два часа обошли уже дельту Ориноко, к которой некогда подплывал Колумб, и, пролетев над ключевым английским островом Тринидад, свернули на юг. Курс взят на Белэм, атлантический порт у самой Амазонки и экватора.