Время веры

Из Осло поездом до Тронхейма. Ночь. Поезд, извивающийся среди скал, укачивает: впечатление морского путешествия. Утром на вокзале встречают меня русские молодожены. Помогают мне найти порт и в порту стоящий небольшой пароход, на котором должен я свершить почти пятидневное путешествие на крайний север.

IV

13 августа. Около 7 часов утра проходили 66¹/₂° северной широты. Полярный круг…

Идем уже почти сутки. Вчера утром «Polarys» вышел из Тронхейма. Погода благоприятствует. Хотя облачно, но чувствуется, что солнце близко: оно проливается сквозь рыхлые, чуть сыроватые, нависшие по краям горизонта облака. Идем островами, заливами, проливами: фиордами. Почти непрерывной цепью тянутся аскетические скалы, разных форм и величин. Море — веками — глубоко, глубоко размыло каменную землю севера. Словно почувствовало, что мало нужна она бедному человеку. Берега, быстро проходящие, отшлифованы волною. Изредка мы пристаем к какому-либо мало обитаемому острову, берем почту и быстро снимаемся, звоня с капитанского мостика сигнальными звонками. За сутки я уже привык к пустынным островам фиордического океана. Иногда они напоминают видения Данта. Если бы высветлить их и сверху пролить палящее солнце, эти скалы были бы похожи на скалы Южной Македонии и Эллады. Но свет и небо, а также особая гранитная порода дают миру новый тип красоты мира Божьего в этой северной пустыне. Не солнце выжгло ее, но «роса очи ее выела», — тихие туманы и бурные штормы. Холодной лаской волна приласкала и омертвила любовью своей.

Почти нет растительности на этих берегах. Мы иногда совсем близко подходим к ним и идем около редкого кустарника, тощих трав и карликовых деревцев. Лишь в рыбачьих поселках, бедных, но чистых — своей холодной чистотой севера, можно встретить — да и то редко — несколько плохо выросших деревьев да две-три грядки (вероятно, из привезенной земли), на которых, не знаю, что успевает вырасти в короткое северное лето.

Но, словно желая вознаградить человека за малое тепло кратких месяцев, небо посылает на землю свет, свет, какого нет на юге: светлые ночи. Пушкин в Петербурге, во время белых ночей, писал и читал «без лампады». Здесь ночи более чем белые, они — светлые, дневные. В столице Норвегии еще «белая» ночь. Здесь мы приближаемся к назаходимому свету. И невольно вспоминаются удивительные слова церковной песни:

Вcкую мя отринул еси
От лица Твоего, Свете Незаходимый.

Эту песнь могут петь, особенно вживаясь в нее, люди крайнего севера. Длинная, бессолнечная, темная ночь. И за то — длящийся целую летнюю пятидесятницу — «вечный день» с незаходимым солнцем.

Образ С о л н ц а П р а в д ы — Христа сияет здесь на Севере солнце полунощное.

Без 10 минут 12 часов ночи. А солнце еще не зашло. Оно светлит вершины скал, и они лиловеют на светлом небе. Светло, как ясным днем, клонящимся к вечеру. Солнце приблизилось к закату, но — не ушло, а лишь ослабели его лучи, сделавшись еще более прекрасными и — уже доступными для взора… А в долинах и ущельях синеет воздух; а вода отсвечивает и белеет. Пустынные высокие скалы сменяются холмами островов. Пассажиры притихли, созерцают почти благоговейно свет полунощный, ночь, обратившуюся в вечер — утро. И вспоминаются великие слова Библии: «и был вечер, и было утро — день един».

Англичане едущие — в восторге. Они впились в солнце, сияющее теперь уже из-за дальнего и невысокого хребта гор… Еще утром мы с одним из них говорили о том, что мы, люди — «атомы», при всем величии Творца в природе. Теперь он меня ловит на палубе и шепчет: «мы — атомы!» Я понимаю… Опять поворачивает пароход, и с новой стороны прозрачно светло лиловеют новые цепи гор, и снег, лежащий в их впадинах и щелях — всё в той же прозрачной нежнейшей лиловости.

«У американцев нет такой чувствительности к красоте», — говорит англичанин. Он шокирован исчезновением с палубы американок, ушедших спать.

Мы — на 68¹/₂ градусе, в фиордах. Заканчиваю писать это в 20 минут первого ночи, 14 июля.

* * *

Иоанн. Гл. 4. ст. 10: «Е с л и б ы т ы з н а л а д а р Б о ж и й»…