Время вестников (сборник): Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников

До границ Конийского султаната оставались считанные дни, когда по войску зашелестела тревожная новость — старый Кылыч, ненадёжный, но всё-таки союзник, умер. То ли по дряхлости лет, то ли с посторонней помощью. Новый султан, младший сын Кылыч-Аслана, не намерен кланяться перед неверными и выполнять договор, подписанный его отцом.

— Припасов не будет, проводников не будет, стало быть, конец спокойной жизни, — подвёл итог де Фуа, вернувшийся с известиями из императорской стоянки и жёлчный более обыкновенного. — Нас ждут подвиги, лишения и испытания во имя веры. Готовьтесь, мессиры. Все, за исключением Данни, ибо ему, согласно древней варварской традиции, наплевать на любых врагов.

— Купно и розно, — хмыкнул Мак-Лауд. — Ибо два кельта — уже войско, три — несокрушимая армия, а четыре — подходящее число для доброй пирушки.

Мрачные прогнозы мессира Ангеррана сбылись. В пределах султаната крестоносцев встретили без всякого дружелюбия и приязни. Прибывшее посольство высокомерно заявило Барбароссе, что здесь франкам совершенно не рады, обеспечивать их чем-либо не собираются и в города не впустят. Мелкие стычки завязывались почти каждый день, не принося императорскому войску особенного ущерба, но вынуждая всех постоянно быть настороже. Византийские проводники честно признались, что здешних дорог не ведают, и франкской армии придётся выбирать путь на свой страх и риск.

Огрызаясь и изрядно замедлив ход, рассылая вокруг многочисленных разведчиков, голодая и мучаясь от жажды, воинство, ведомое несгибаемым старым императором, нацелилось на Конью. Конью с её высокими и крепкими стенами, возведёнными ещё во времена расцвета Византии, за которыми рассчитывал отсидеться султан Орхан. Имевший весьма смутное представление о том, на что способен франкский правитель в гневе — а Барбаросса пребывал в ярости. Той её самой опасной разновидности, что не сразу бросается в глаза, сдержанной и тлеющей под спудом, обращающейся в точный и безошибочный расчёт. Как не раз приходило на ум Гунтеру, историки будущих времён были правы, именуя Ричарда Львиное Сердце прирождённым тактиком, а Фридриха фон Штауфена, более известного под прозвищем Барбаросса — великим стратегом.

Сопротивление Коньи длилось всего несколько часов. Рыкнув на свитских, робко пытавшихся удержать императора вдали от битвы, Барбаросса лично повёл рыцарей в атаку на пёстрое сельджукское воинство, с откровенным вызовом гарцевавшее под стенами города.

Первый раз в жизни пришелец из будущего увидел, что такое — атака тяжёлой рыцарской кавалерии Запада. Нежно зеленеющая степь, по которой прошёлся вал конницы, превратилась в насмерть разбитый танкодром после особо сложных учений гудериановской Четвёртой бригады. Чёрная перекопанная земля. И больше ничего. Закованный в латы вал, скатившийся вниз по пологому склону холма на явно превосходящие в количестве отряды султана, взметнувшийся вверх низкий гул, звон, металлический скрежет, слившиеся в общую какофонию истошные вопли. Малая часть конийского воинства, вырывавшись из мясорубки, едва успела ворваться в городские ворота — буквально на четверть часа опередив штурмующую группу франков, с их таранами и стеноломами на колёсах. Остальным было не суждено уйти с поля боя, обратившись в разбросанные там и сям изломанные фигурки.

«Хорошо всё-таки, что я с ними не пошёл, — похвалил себя за предусмотрительность мессир фон Райхерт. — Вот Серж наверняка бы потащился следом. Мол, это так занимательно — штурмовать крепость. Ну уж нет! Куда лучше планировать этот самый штурм и наблюдать за ним со стороны, чем в нём участвовать».

Подле императорского шатра обозначилось некоторое оживление. Хрипло и немузыкально проревели трубы, грохнули палки по натянутой козловой коже барабанов. Получивший свой урок, разбитый наголову и здорово поплатившийся за самонадеянность султан Орхан покидал ставку правителя франков.

— Сарацинский нахал ещё легко отделался, — глубокомысленно заметили рядом с германцем. Тот невольно вздрогнул, никак не в силах свыкнуться с манерой Дугала появляться совершенно беззвучно. — Он остался жив, его даже не спихнули с трона, а только обобрали до последнего пенни. Ты почему не при делах? Ты ж вроде как посол Ричарда и приятель Младшего.

Заглазным прозвищем «Младший» именовали последнего из отпрысков Барбароссы, тёзку сиятельного папаши-императора. Фридриху-младшему недавно исполнилось восемнадцать годков от роду, он был на удивление любознательным и образованным молодым человеком, эдаким идеалом рыцарства, не в обиду Ричарду Английскому. Портил сей букет достоинств единственный недостаток: принц Римской империи был в искреннем восторге от головной боли своего батюшки, непокорной Италии. Его привязанность частенько приводила к громким семейным ссорам. Усугубляла конфликт поколений дама сердца Младшего, сопутствовавшая ему в Походе, римлянка Ваноцца с непроизносимой и заковыристой фамилией. А также её фрейлины, отряд жгучих и языкатых красоток, и их не менее яркие сопровождающие.