— Прошлого больше нет, — спокойно и серьёзно втолковывала своим подопечным Агнесса. — И нас больше нет. Анна, Алексий и Давид Комнины умерли. Отныне мы — другие люди. Агнесса, Александр и Дэви. Я — жена Данни, вы — мои племянники, дети моего покойного брата. Мы идём вместе с франкским войском в Иерусалим. Вам придётся научиться держать язык за зубами — если вы по ошибке проболтаетесь, нас всех могут убить. Новой базилиссе совершенно ни к чему наследники сверженной династии. Она отпустила нас, но её слова вполне могут быть лживы, а её соглядатаи — у нас за спиной.
Мальчики дружно кивнули. Рождённые в Порфире, одном из дворцов Палатия, они рано узнали, что такое месть базилевсов и как в Византии избавляются от неугодных. Им и Анне посчастливилось. Они уцелели и на свободе. Правда, ценой свободы стала невозможность вернуться в Константинополь и потеря законных титулов, но по молодости лет дети об этом не задумывались.
Мир оказался куда интереснее и занимательнее, чем они представляли. Наследники Империи редко видели собственных родителей, их воспитанием с рождения занимались сперва няньки, потом наставники и учителя. Теперь рядом с ними постоянно была Агнесса — спустя пару седмиц мальчики привыкли окликать бывшую базилиссу «тётушка Агнесса», и Данни — её шумный приятель-франк, за которого она вышла замуж. Дугал придумал им новые имена, самоуверенно заявив, что его фамилия ничем не хуже и даже древнее императорской.
Больше никто не указывал им, чем им надлежит заниматься и как вести себя подобающим образом, не читал долгих нравоучений, не заставлял часами неподвижно стоять на непонятных и скучных церемониях. Бывшие принцы Византии вместе со сверстниками бегали между телегами и фургонами воинского обоза, восхищённо глазели на конный рыцарский строй, таскали воду и дрова для костра, учились ездить верхом и сражаться на деревянных клинках — жили, как и подобало детям своего времени. Стайки ребятишек обоего пола крутились повсюду, с воплями проносясь даже через императорскую ставку, играли в «крестоносцев и сарацин» и мечтали о том дне, когда очередной возникший на горизонте город окажется Иерусалимом.
Вдоволь наглазевшись на конийское посольство, разноголосая детская ватага побрела вверх по склону холма, решая, чем бы заняться. Кто предлагал сбегать к предместьям Коньи, кто — поискать трофеев на месте бывшей битвы у городских стен. Маленький Дэви украдкой потянул старшего брата за рукав, вполголоса напомнив:
— Пошли назад. Мы ведь обещали тётушке надолго не уходить и помочь собираться в дорогу. Сандри, я есть хочу!..
— А если Данни там воркует с Агнессой, и мы им помешаем? — здраво возразил подросток, чьё имя, претерпев беспощадные сокращения, стало средним между франкским и греческим. — В прошлый раз он здорово рассердился…
— Так мы не полезем в фургон, — не отставал младший. — Скажем Лугареции, чтобы накормила нас, и пойдём дальше. Сходим к Конье, а? Может, отыщем чего-нибудь?
— Стой, — Сандри довольно заухмылялся, — вот куда мы наведаемся.
Он указал на большой светло-зелёный шатёр, над входом в который висел щит с изображением крепости и солнечного диска.
Многочисленные друзья и знакомцы нового отчима с удовольствием привечали мальчишек, и мессир де Фуа не составлял исключения. Он частенько навещал их временное жильё в итальянском квартале Константинополя и всегда находил время поболтать с подростками — хотя Агнессе старый франк почему-то внушал опасение. Дэви собственными ушами слышал, как тётушка говорила об этом с Дугалом. Кельт отнёсся к женским подозрениям скептически, заявив, якобы знает де Фуа без малого лет пять и не видит причин не доверять ему. Тогда Агнесса настрого велела мальчикам в присутствии кирие Ангеррана помалкивать о своём происхождении, ни в коем случае не упоминать Константинополь и стараться избегать любых расспросов.
Нанятые де Фуа слуги за время пути привыкли к внезапным появлениям мальчишек и без возражений пускали их в хозяйский шатёр, с одним строжайшим условием — ничего не ломать и не портить. Однако сегодня незваных гостей перехватили у самого входа, не разрешив ворваться внутрь и многозначительно прошипев: «Господин занят. Обождите».
Дабы скрасить ожидание, мальчикам немедля сунули по огромной лепёшке, свёрнутой кульком. Арабская кухня предписывала начинять лепёшки мелко рубленым мясом и таким количеством острейших приправ, что поначалу франки принимали угощение за отраву. Комнины-младшие сперва наотрез отказывались от кушанья, высокомерно заявляя, что это — пища нищих простолюдинов и собак. Дугал добродушно высмеял их, обозвав малолетними воображалами, тётушка Агнесса удивлённо подняла брови, а через пару седмиц путешествия по степям мальчики охотно набрасывались на всё, что выглядело мало-мальски съедобным.